Если что и сделала правильно Дума боярская, так это постановила приставить многочисленную стрелецкую стражу к дому Бориса Годунова, где по-прежнему сидели царь Федор с семейством, а также к подворьям прочих Годуновых, Сабуровых и Вельяминовых. Со стороны это, быть может, смотрелось как арест, на самом деле бояре хотели защитить их от всяких смертоносных случайностей. Впрочем, и здесь бояре лукавили, они не царя Федора защищали, они защищали его голову — разменную монету в их торговле.

Я все это видел совершенно ясно. У меня вообще в те дни прорезался какой-то дар ясновидения, я легко проникал сквозь внешнюю оболочку событий в самую их суть.

Следующий день начался с отъезда боярского посольства в Серпухов, к Самозванцу Я их, естественно, не провожал, я отправился к царю Федору. Стража вокруг дома уже стояла плотным кольцом, но меня сразу узнали и пропустили без единого слова. Все сидели вместе, в одной палате, царь Федор занимался излюбленным делом — раскрашивал огромную карту Руси, царица Мария с Ксенией рукодельничали.

— Что происходит? — спокойно спросил Федор.

— Бояре Шуйские, Мстиславский и Воротынский поехали на переговоры с Самозванцем.

Федор кивнул в ответ, как будто ничего другого и не ожидал.

— Что с нами будет? — с трепетом в голосе спросила царица Мария.

— Бог милостив, — ответил я.

Я постарался вложить в свои слова все остатки надежды, что еще сохранились в моей душе, да, видно, мне это плохо удалось или надежды оставалось совсем мало, как бы то ни было, царица Мария с Ксенией подняли на меня испуганные глаза, по щекам текли слезы. Я не нашелся, что еще сказать им в утешение, и, потоптавшись немного, вышел вон.

И тут я увидел! В Боровицкие ворота Кремля втекала черная сила! И не потому черная, что в тени стены Кремлевской их темные, без малейших украшений кафтаны выглядели черными и сливались с окрасом лошадей. Впереди ехал Петр Басманов, сбривший бороду и отпустивший власы, так что сразу стал походить на отца своего, Федьку. За ним ехал Ивашка Молчанов, которого я много раз в Александровой слободе встречал, нет, не Ивашка, этот был слишком молод, значит, сын, потом уж я узнал его имя — Михаил. А следующий был точно опричник, Ахметка Шерефединов, изувер известный, этот почти не изменился, как будто и не прошло тридцати с лишним лет, такой же сухой и верткий, разве что лицо избороздили морщины. В Кремль вступала опричнина! Пораженный этим видением, я даже не подивился тому, сколь быстро войска Самозванца заняли Москву, ведь послы Думы боярской всего несколько часов назад двинулись к Серпухову, и, значит, никаких переговоров еще не было. И не будет. Все уже было решено.