* * *

Не знаю, специально ли Басманов со товарищи повторяли все действия опричников или сказалось отсутствие воображения, а быть может, все само собой так вышло, но начавшийся погром в точности напоминал картины многолетней давности. Первым делом Басманов отправился в храм Успения, где патриарх Иов служил молебен, да поможет Господь успеху посольства к Самозванцу. Иова, как в свое время митрополита Филиппа, выволокли из алтаря, сорвали златотканое одеяние, белый клобук и священную панагию, напялили простую, всю в заплатах монашескую рясу и, бросив в крестьянскую телегу, отправили в Успенский Старицкий монастырь, в заключение. И, что удивительно, Иов в этих обстоятельствах совершенно уподобился митрополиту Филиппу, отринул свою обычную робость и клеймил насильников последними — прости Господи! — святыми словами, возвещал анафему расстриге Гришке Отрепьеву и слугам его. Но опричники только посмеивались над этими проклятьями, почему — это уж я потом понял.

Из храма Успения Басманов перешел в Чудов монастырь, собрал всех старцев, пребывавших в монастыре более трех лет, и приказал им для их же блага двигаться в отдаленные пустыни. Потом ворвался на патриаршее подворье и изгнал, подобно патриарху Иову, митрополита Крутицкого Пафнутия, бывшего архимандрита Чудова монастыря. Что ж, убирают возможных свидетелей, подумалось мне тогда.

После этого начался штурм подворий Годуновых. Брали одно, избивали охрану, скручивали хозяина, насильничали, но немного, на бегу, как бы сберегая время, тут же распахивали ворота для черни — грабьте! — и приступали к другому. А чернь — чернь первым делом устремлялась в винные погреба, а уж потом в палаты и там волокла все до последнего гвоздя. Хмельное безумие овладело Кремлем и Китай-городом, крики, визги, пух и перья летели в воздух. Только четыре человека во всей этой фантасмагории выглядели совершенно спокойными — Михалка Молчанов с Ахметкой Шерефединовым в сопровождении князей Василия Голицына и Василия Мосальского ехали по направлению к дому, где содержались царь Федор и его семейство. Недоброе предчувствие сжало мое сердце, я рванулся на улицу, но княгинюшка повисла на плечах моих — не пущу! После долгих препирательств сошлись на том, что я все же пойду, но не в княжеском одеянии — княгинюшка боялась за жизнь мою. Поиск подходящей одежды тянулся, как мне кажется, бесконечно. Наконец нашли, обрядили, я вырвался на улицу.

Странное ощущение. Помните, много лет назад, после кончины царя Симеона я первый раз ступил на кремлевскую мостовую, вот и сейчас — я впервые оказался в гуще народной. Мужики и бабы, молодые и старые, толкали меня со всех сторон, но при этом несли меня строго в одном направлении — к дому Бориса Годунова, это никак не меньше сотни саженей наискосок от нашего дворца.