Вот оно, мое пехотное войско, понял Дарник и выработал целый план, как добыть и поставить себе на службу этих людей.

— Мне нужны подносчики стрел и сулиц, — объявил он Эктею. — Но я не хочу использовать для этого твоих гордых наездников.

— Зачем нужны подносчики? Каждый воин прицепит к седлу второй колчан со стрелами, и будет хорошо, — возражал советник.

— Еще они будут уносить раненых, а ирхоны издали пусть думают, что нас значительно больше, — настаивал князь. — Не нужно брать воинов, хватит рабов и слуг.

— Рабам никто не даст хороших коней.

— Пускай будут на плохих.

Вскоре рабы на жалких клячах действительно стали прибывать в передовой полк. Дарник передал их в ведение Карася и Корнея, как самых смышленых воевод. Издали наблюдая за их командованием, он регулярно вносил в него мелкие поправки. Сначала «подносчиков» заставили больше передвигаться пешком, чем верхом. Затем, разбив, как и «пастухов», на постоянные пары, стали приучать перемещаться вдвоем на одной лошади, той, что покрепче. Третьим этапом была высадка заспинного спутника вместе с его большим щитом и двухсаженной катафрактной пикой в определенной точке воображаемого поля боя. Отчислив половину «подносчиков» из-за их неуклюжести и бестолковости, Карась с Корнеем все же, в конце концов, получили две сотни пешцев, которые могли выстроиться в ощетинившийся пиками квадрат. Как поведет себя этот квадрат в деле, сказать было трудно, но Дарник остался доволен и тем, что получилось.

Постепенно втянувшись в размеренное с долгими остановками движение, он неожиданно открыл для себя, что вот оно, самое подходящее для него занятие: не командовать многочисленным народом, а быть его боевым острием, ведущим все племя к какой-то новой и желательно лучшей жизни. Хорошо, наверное, строить большие каменные города, как в Романии, но на их строительство не хватит и четырех жизней. Бревенчатые дома Липова, вообще, насмешка над человеческой памятью — одна искра — и нет всего города. Так уж лучше вот так бродить по степи, тоже не оставляя по себе памяти, но зато по-настоящему ярко ощущая каждый новый день этой жизни.

— Ты как будто сделан из железа, — заметил как-то Сечень. — Вторую зиму тянем в походе.

— А ты думай о чем-нибудь постороннем, и легче будет, — участливо советовал ему князь. — Не давай телу быть твоим хозяином.

— Да, попробуй не давай, — уныло ворчал хорунжий, получивший уже звание тысяцкого.

Предполагая в хазарах такую же, как у себя, несгибаемую выносливость, Рыбья Кровь сильно заблуждался. Бесконечный изматывающий путь, хорошо сказываясь на войсковой подготовке, был весьма тяжел старикам, женщинам и детям. Все чаще раздавались призывы остановиться и зимовать там, где они есть. А между тем они уже вступили в пограничную пустующую полосу между русско-словенскими княжествами и землей ирхонов. Все хазарские воеводы, прослышав, кто такие ирхоны для липовского князя, осторожно спрашивали его: