Алексеев дотрагивается до звезд на вороте серого сюртука. Мягкий жест, нежный… да он его от мисс ла Уэрты подхватил! Неужели у них все кончено?

– Дело не в подвигах. Дело в том, что я… Думал только о себе. А нужно было – о ней. Нет! Вру, – рука Евгения словно комара на щеке припечатала. – О себе и о ней – вместе. И не в том смысле…

– А в этом: как два человека могут ужиться и остаться каждый – собой. Вот почему меня Грейс отпустила? А потому что знает – ей не нужен муж, который не ушел бы с оружием в зеленые поля моря. Сражаться за себя и друзей. Мы ведь, кажется, не просто сослуживцы и товарищи по Корпусу?

Кивок.

– Ну и как я мог не пойти с тобой? Для чего нужны старшие возрастом друзья? – пожимает плечами Мецишевский. – Быть рядом! Подсказать. Убедиться. Вот за этим я и иду – убедиться, что с Евгением Алексеевым все в порядке. Кстати, если ты дозволишь англичанам нас утопить – то не в порядке. Тогда придется брать за загривок, как котенка, и вытаскивать.

– Адам, вспомни наши походы. Всегда на волоске!

– Так, на волоске. Но ты замечательно умеешь заниматься гимнастикой на волоске и бегать по лезвию. Настолько, что будь ты цирковым артистом, тебя б уволили, не заплатив за пару последних выступлений.

– Вот как? – он не улыбнулся. Наоборот, подпер лоб щепотью. – Неужели ты хочешь сказать, что я бы не рисковал?

– Не хочу. Рисковал бы. Но так, что публика не волновалась бы. Совсем.

Над мостиком – хохот. Заливистый. Громкий. Потому Хорэйс Ханли прерывает инструктаж и сообщает:

– Ну вот, стоит оставить этих вдвоем, как они опять что-то придумывают. И ведь, глядишь, не расскажут… А интересно!

И тоже смеется – заразительно. Серьезным он будет через два дня, в сгущающихся сумерках. Слова будут падать короткие и сухие:

– Погода ясная. Хорошо. Больше шансов отыскать вас в темноте…

Потом над головой ворочается люк, и последний, командирский, «Ныряльщик» уходит в воду, разворачивается на курс – к Кингстону, где прячутся – от непогоды, не от врага – британские броненосцы-подранки. С «Олексича» видят прощальное мигание огонька в иллюминаторе пилотской башенки.

Потом? Ожидание. Хронометр адмирала Лесовского. Там, во тьме, всего двое русских и шестеро южан – но удар наносит именно эскадра Лесовского, и не иначе. Заодно там, во тьме, незримо присутствует элегантный Густав Тутан Борегар. Вначале неугомонный креол невзлюбил русских и переменил мнение лишь после того, как заметил: русский капитан старательно перенимает его манеру поддерживать в подчиненных боевой дух, пытается воспитать в себе чутье своевременности, так помогающее наносить удар в тот момент, когда противник не готов выдержать атаки. Возможно, генерал не заметит кусочков своей манеры в этой операции – хотя бы потому, что в ней так много от других полководцев Юга.