Само собой получилось, что из церкви возвращались, уже поделившись на две группы — ратнинские и михайловские. Куньевская родня — сгрудившиеся возле Татьяны женщины во главе с Лавром, а отроки — с Алексеем и Андреем, несущим на руках бесконечно счастливых этим Стешку с Фенькой. Анна с Аринкой и Анютка с Машкой держались чуть в стороне — следом за своими. Возглавлял это шествие Корней, ужасно довольный собой, верхом, сияя на солнышке золотой шейной гривной.

По дороге Анна, как и обещала, тихим шепотом просвещала Аринку о сложностях и противоречиях в семье, появившихся из-за принятия в род многочисленной куньевской родни. Как ни смятена была Аринка всем случившимся, как ни болело у нее за Андрея сердце, а отметила с затаенной радостью — ведь Анна-то с ней сейчас совсем как со своей, с семейной, разговаривает. Вот и про дела эти, сугубо лисовиновские… еще вчера даже представить не могла, что боярыня ей такое рассказывать будет!

— Вон та, старшая, — Дарена, то есть Дарья теперь, после крещения, — поясняла Анна, показывая глазами на дородную, с властным выражением лица бабу, что оказалась сейчас ближе всех к жене Лавра и что-то ей втолковывала. Хотя боярыней и старшей по положению в лисовиновском роду из них двоих была Татьяна, но кабы Арина этого заранее не знала, так и ошиблась бы: уж больно не соответствовало этому их поведение, Татьяна скорее подчиненной выглядела. — Она же большухой в роду была, а тут Таньке подчиняться приходится, младшей дочери, — усмехнулась Анна. — Поначалу-то радовались, что благодаря этому родству в холопы не попадут, но когда первый испуг прошел, думать стали, вспоминать да прикидывать: Славомир-то из-за Татьяны мстить начал; из-за нее, значит, они и лишились всего — мужей, хозяйства да и свободы. Были сами себе хозяевами, а сейчас у нас из милости живут. Дарене это хуже ножа острого, она и со мной порой забывалась — распоряжаться пробовала. А может, только вид делала, что забылась, а сама меня испытывала.

Анна помолчала, потом удовлетворенно улыбнулась, видимо вспоминая какое-то особо яркое столкновение.

— Ну да у меня не покомандуешь, я ей быстро хвост прищемила. Меня виноватить — самой себе боком выйдет, Корнея — страшно, Славомира — невместно, да и грех это — мертвого предка плохо поминать, а Татьяна-то вот она… Как я в крепость перебралась, так она и вовсе за старшую здесь осталась, и опять им это поперек горла — мне скорее подчинятся или еще кому. Но открыто это не показывают, не смеют, а за спиной шипят.

Да и промеж них неразбериха получается: из четырех родов, считай, народ собрался. Славомиров — самый многочисленный: его самого семья да его младшего брата. У них Дарена заводила, они ее по старой памяти слушаются, и она среди них душу отводит. Правда, баба-то она разумная, когда в чужие дела не лезет, и хозяйка хорошая, тут ничего не могу сказать, — отдала должное новоявленной родственнице боярыня.