Однажды на улице к нему подошел странный человек и неестественно правильно, без эмоций, выговорил:

– Мамаев, мы знаем, что вы хотите изменить будущее. Мы дадим вам возможность это совершить.

Ему разрешили зайти домой, чтобы взять чемодан с бумагами и личными вещами. Чемодан был собран давно. Заскочив в туалет, Рома написал записку для Горюнова. Больше он в свою квартиру не возвращался и не знал, нашел ли контрразведчик его послание.

На звездолете ему ввели в память дополнительные знания, научив немецкому и французскому языкам, а также улучшив его довольно посредственный английский. Романа обучили обращению с мультифункционалом и долго внушали, как он должен действовать в прошлом. Инструкции были совершенно идиотские, но Рома быстро убедился, что спорить с потомками нет смысла – люди будущего не понимали простейших вещей и совершенно не знали историю. Поэтому он притворился покорным исполнителем и был переправлен в Питер 1917 года. Было страшно, происходящее казалось противоестественным, а задача – невыполнимой, однако время поддавалось упорному продуманному нажиму.

Вечером 12 ноября, как положено осенью, рано стемнело, на Питер сыпался мокрый снег. Катер высадил исполнителей в обширном парке, окружавшем Смольный. На газонах отдыхали солдаты, матросы, вооруженные люди в гражданском, стояли пушки, военные повозки, походные кухни, санитарные фургоны, даже броневики.

Парадные входы главного штаба революции надежно охранялись, часовые проверяли документы, но хронокорректоры не собирались объясняться с охраной. Закинув добытые в Маньчжурии карабины, они зашагали по аллее к знакомой двери на кухню, где они в прошлый раз получали провиант для батальона.

Не вызывая ничьих подозрений, матрос и солдат прошли через громадное помещение среди кипевших котлов и суетившихся поваров. Приветливо кивая встречным, они поднялись по лестнице на верхний этаж, где разделились. Гога двинулся в кабинет Дзержинского, а Рома снова пошел к наркому по делам национальностей.

Стоя вполоборота к распахнутой двери, Сталин согнулся над письменным столом, читал какие-то документы, время от времени черкая красным карандашом по машинописным строчкам. Рядом топтались хмурые сотрудники. Закончив чтение, нарком протянул им бумаги, сказав:

– Перепечатать и в секретариат.

Двое вышли, а Сталин раскурил трубку, поправил наброшенную на плечи солдатскую шинель и вопросительно посмотрел на незнакомого верзилу в морской форме под расстегнутым полушубком.

– Вы ко мне, товарищ?

Ситуация повторялась, как дежавю. Подавив улыбку, Роман повторил уже произносившуюся фразу: