Фон Тирбах четко уловил саркастические интонации в голосе Скорцени, но даже они не очень-то смутили барона.

— Если фюрер все же решит встретиться с таким диверсантом, то я готов уделить ему несколько минут своего времени.

— Кстати, он и в самом деле как-то поинтересовался князем Курбатовым и вами. Но Курбатов — русский, а вы — германец. И это возымело свое влияние на образ мыслей фюрера. Его больше заинтересовал русский казачий офицер, который всегда в диковинку. Несмотря на то, что вы русский германец.

— Я всегда чувствовал себя просто германцем, — несколько напыщенно объявил фон Тирбах. — И никогда — русским.

И вновь Скорцени отметил, сколь непринужденно держится барон, и что его манера говорить по-прежнему остается все такой же снисходительной и небрежной, ни к чему не обязывающей. За этим, несомненно, скрывался некий особый характер.

— Интересно: находясь в составе русской армии, вы, дьявол меня расстреляй, тоже решались на подобные заявления?

— Во всяком случае, никогда не скрывал своих убеждений. И хотелось бы, чтобы в Германии о моих чисто германских корнях и чисто германской душе знали все, вплоть до фюрера.

— Вплоть до фюрера, говорите?! — молвил Скорцени, явно не поощряя его стремлений.

— В своих прогерманских убеждениях я тверд, как никто иной, родившийся за пределами рейха.

— По правде говоря, Курбатов был о вас того же мнения, — согласился с его утверждением Скорцени.

— Курбатов — истинный русский офицер, еще той, царской закалки.

Скорцени так и не предложил барону кресло, и тот продолжал стоять посреди кабинета. В то время как сам обер-диверсант рейха внимательно рассматривал его, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги так, что из-под стола выглядывали носки уже дня три нечищеных (особой аккуратностью Скорцени никогда не отличался, что, очевидно, объяснялось его «венгерской наследственностью»[50]) сапог.

— Он утверждает, что еще там, в Манчжурии, вы проявляли черты нордического характера, и насаждали мнение о себе, как об истинном арийце. Хотя происхождение ваше по материнской линии, прямо скажем, не может служить образцом для определения чистокровности истинного арийца, дьявол меня расстреляй.

— В таком случае я желал бы, чтобы мне наконец-то показали хотя бы одного чистокровного арийца, — оскорбленно парировал барон. — Особенно когда речь идет о высших чинах рейха. С меня достаточно того, что я — потомок рыцарского рода фон Тирбахов, о древности которого свидетельствуют благородные развалины нашего родового замка «Шварцтирбах».

— Что-что? — приподнялся со своего места Скорцени. — Вы требуете показать вам хотя бы одного чистокровного арийца?!