За поворотом, из-за деревьев выросло огромное здание с колоннами, скрывавшееся за высоким забором. К нему вела аллея, обсаженная искусно подстриженными кустами. Ворота были заперты.

Мякишев заметно нахмурился. Простые избушки сменились добротными деревянными домами. Между ними светлыми пятнами выделялись роскошные особняки. Чем дальше, тем более озабоченным становилось его лицо.

Напротив очередного особняка поручик остановился.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он растерянно. — Здесь всё какое-то неправильное. Вот здесь должно быть здание Межевого института. А сейчас на нём почему-то демидовский герб… А вон там, глядите, — он указал рукой, — должны стоять корпуса табачной фабрики «Бостанжогло и сыновья». Сейчас, погодите…

Мякишев выудил из кармана ярко-красную, как пламя, пачку папирос «Али» и показал отпечатанный на ней адрес.

— Дом двадцать, корпус четыре… Вы видите здесь кирпичные корпуса? Вот и я о том же. — Он взглянул на рабочего.

Савелий Игнатьевич промолчал. Эти названия ему ничего не говорили, но он заметил другое. Почти все дома выглядели покинутыми. Ни над одной трубой не курился дымок, ни в одном окне не появились лица хозяев, хотя два человека на пустой дороге давно должны были привлечь внимание.

Не видно ни извозчиков, ни подвод. Город казался вымершим. С крыши с карканьем сорвалась ворона, и опять наступила тишина. Под ложечкой у рабочего заворочался страх.

Они миновали красивую ярусную церковь с круглым куполом, прятавшуюся в глубине за решёткой. Савелий Игнатьевич подёргал ворота.

— Заперто?

Поручик быстро перешёл на другую сторону и дёрнул дверь бревенчатого дома. Неожиданно она распахнулась, и поручик исчез в тёмном проёме. Савелий Игнатьевич напряженно застыл.

Через пару мгновений Мякишев появился с другой стороны и развёл руками.

— Внутри тоже никого…

Рабочий вздохнул:

— Да что же это такое? Куда все исчезли? Не сквозь землю они провалились, в самом деле?

— Надо найти высокое место и осмотреться, — решил поручик.

Песчаная дорога сделала резкий поворот, слилась с другой, и на пересечении вырос настоящий дворец. Крохотные стеклянные окошки отражали тусклый свет, а ватные облака над головой оттеняли зубья решёток.

— Стойте, — вдруг сказал Мякишев и замер.

— Что такое?

— Кажется, я знаю, в чём дело. — Поручик усмехнулся. — Да нет же… Такое говорить язык не поворачивается.