Ник достал из кармана гимнастёрки сложенный вдвое лист бумаги, из брючного кармана – толстую пачку денег, улыбнулся:

– Как видишь, есть выбор. Ты мне в одном деле помогаешь, я тебе справку даю – для получения нормального паспорта, денег, сколько тебе и за пять лет не заработать. И дело-то копеечное, пустяшное совсем. Так что, думай, голова садовая, думай.

– Чего надо-то?

– Пустяки просто. Доедем с тобой до одного ручья, называется – Жаркий, вода в нём теплее, чем в других. Покажешь этот ручей, обратно с тобой вернёмся, тут всё обещанное и получишь. Дальше – тебе решать. Делай, чего душа пожелает, без ограничений и советов.

– Доедем до ручья, развернёмся и вернёмся обратно?

– Так точно.

– Не, не пойдёт, – ещё больше помрачнел Обезьян. – Как только возле ручья остановимся, так сразу всех и пристрелят, и документов не спросят.

– Кто это – пристрелит?

– А Бог его знает – кто. Охраняют устье Жаркого, это точно. Год назад с Петром Петровичем там ехали, жарко стало, вода в радиаторе начала закипать, думаю, остановлюсь, зачерпну из этого ручья водички. Не разрешил Пётр Петрович, ругаться начал. «Не смей никогда, если жить хочешь, возле этого ручья останавливаться!», – велел. Вот так оно.

– Куда это вы ездили – вместе с Петром Петровичем? – вкрадчиво спросил Ник, понимая, что совсем близок к разгадке.

– Да там дальше, километрах в тридцати от ручья, есть рыбацкая деревушка одна. Пыжмой прозывается. В той деревушке сельпо имеется, в нём Лидия Николаевна директрисой трудится. Видная такая женщина, кровь с молоком. Вот к ней-то товарища капитана я и возил пару-тройку раз. То ли амуры между ними были, то ли – другие совсем дела. Чего не знаю, того не знаю. О том они мне не докладали.

Минут на пять Ник взял паузу в разговоре, соображая, что дальше делать.

– Тогда так поступим, – принял окончательное решение. – Ты меня до этой Пыжмы довозишь, знакомишь с этой барышней, Лидией Николаевной, получаешь всё обещанное и сдёргиваешь – на все четыре стороны. Обратно я и сам дорулю, не маленький. Так – устраивает?

– И у этого Жаркого ручья не будем останавливаться? – уточнил Обезьян.

– Не будем.

– Тогда я согласный, вписываюсь. Такой расклад мне нравится…

Утром к Пыжме стартовали. Ник с Обезьяном – в кабине, Айна и Сизый – в кузове, для подстраховки. За старшего в лагере Банкин остался: с установкой дрессировать бойцов нещадно, проводить ученья на предмет возможного штурма лагеря потенциального противника.

Спустились по ручью к морю, по прибрежной гальке снова на юго-запад поехали. Первые минут десять ехали в тишине, потом Обезьяна пробило на душевный разговор:

– Ты интересовался, начальник, как, мол, это я на Чукотку попал. Слушай теперь. Главная опасность на Большой Земле – скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию, – и так до самой смерти. Вот, от тоски той и сорвался раз – морду одному гаду по пьянке набил. А может, и не гаду вовсе, а просто – по пьянке. Но три года потом отсидел, от звонка до звонка. Отсидел – вернулся. Немного совсем продержался, с месяц, опять скука заела. Опять что-то учудил: сарайку председателя колхоза нашего сжёг, кажется. Уже пятёрку дали – рецидивист как-никак. Отсидел, ну, думаю, больше я в эти игры не играю. Вот, и завербовался на Чукотку. Здесь хорошо, в смысле – скучать не приходится, всегда при деле, всегда работа какая-то найдётся. Человеком здесь себя чувствую. Только зимой плохо: работы мало совсем, волей-неволей в пьянку срываешься…

Через час Обезьян предупредил:

– Смотри внимательно, начальник. Сейчас через этот твой Жаркий переезжать будем.

С первого взгляда – совсем обычный ручей. Вот только везде вдоль берега пологая коса тянулась, а вокруг места впадения этого ручья в море – холмы из песка и камней насыпаны. Получается, кто-то искусственный фарватер рыл, чтобы судно вплотную к берегу могло подойти? Интересное дело, о многом говорящее…

Вверх по течению ручья посмотрел. Показалось или действительно солнечный лучик отразился от линз бинокля?