Так и пошли, трое на трое, пока не вышли к заводскому комитету, у крыльца которого волновалась огромная масса народу — тысячи три-четыре, не меньше. Выступал комендант Путиловского, он же председатель заводской ревтройки. За гомоном толпы речь его почти не достигала ушей Кирилла, хотя и вслушиваться особо было не во что. Комендант вещал о «золотопогонниках-генералах, ведущих белогвардейские банды на Красный Питер, несущих цепи рабства и насилие для рабочего класса…»

— Будя с нас! — раздался вдруг крик. — Наслушались!

— Хлеба давай!

— Хле-еба-а!

— Это чё за норма — полфунта на купон?

— Мне моей зарплаты на два дня хватает!

— Посокращали всех, а как белые полезли, так сразу мобилизация у них!

— Долой!

— Доло-ой!

Дюжий вальцовщик поднялся на крыльцо и с размаху вмазал коменданту в челюсть. Тот так и кувыркнулся через хлипкие перильца — толпа раздалась — и тут же сомкнулась, верша расправу.

— Товарищи! — неожиданно закричал провожатый Авинова. — Мы ещё одного комиссара заловили!

— Сюда его, до кучи! — поднялись голоса.

— Кончать их всех к такой-то матери!

— Натерпелись!

Кирилл рванулся в сторону, выхватывая маузер и проклиная свою расхлябанность. Думал ты много, комиссар, в облаках витал — и довитался!

Сбоку подлетел плечистый Кирюха, спеша вмазать комиссару прикладом в зубы. Авинов мгновенно пригнулся, делая путиловцу подсечку. Тот грохнулся, оброненную винтовку тут же подхватил Исаев.

Орущая толпа стала обтекать троицу, грозя недолгой, но мучительной смертью. Двое схватили Алекса, Кирилл съездил одному по зубам, на смену выбывшему подоспели трое…

Елизар Кузьмич не сплоховал — орудуя то прикладом, то стволом трёхлинейки, он отбил Лампочку и заорал:

— Вы что творите?! Мы ж свои!

— Комиссаров — на фонарь! — закричал кто-то шибко грамотный, и толпа угрожающе нахлынула на Авинова.