Любава накинула платок, вышла и вернулась с князем Елагиным. Тот выглядел помятым, под глазами обозначились мешки.

— День добрый, Никита!

— И тебе не хворать, княже.

— Ха, лежишь! А о тебе только и разговоров по боярским домам.

— С чего?

— Ты забыл, что ли? Дай-ка на подарки поглядеть.

Любава принесла кубки. Она уже успела отмыть их от вина, протёрла.

Князь поочерёдно кубки осмотрел, полюбовался, взвесил на руке.

— Один другого краше! Повезло тебе, Никита! Если так и дальше пойдёт — царь тебя может боярским званием пожаловать.

— Ох, башка трещит — не до званий.

— Чудак-человек! Да так не всем везёт — даже боярам. Из рук царя и тестя царского по кубку в один день получить! Своего счастья не понимаешь! Рассолом поправился уже?

— Успел.

— Тогда пусть супружница вина подаст.

— Семён Афанасьевич! Слышать о вине не могу, мутит!

— Да что же ты такой хлипкий, Никита! Подарок-то обмыть надо!

Подарки обмывали прямо из кубков.

Любава шустро накрыла стол. Князь съел здоровенную миску шулюма, обгрыз бараньи косточки:

— Вкусно! — похвалил он. — Кухарка у тебя хорошая.

— Не жалуюсь, — сдержанно ответил Никита.

Ещё поели, выпили немного. Никита уже пришёл в себя, но в лекарню не пошёл: полдень уже минул, да и состояние не то.