– Да почем я знаю, – сказал Шешель, чтобы от него побыстрее отстали, потому что собеседник ему не понравился.
– Дрянь какую‑нибудь снимают. Помпезную. Вон и в императора кого‑то нарядили и в министров. Деньги‑то, наверное, бюджетные на все это тратятся. Народу‑то здесь сколько. Тыщи. И каждому по полтиннику, чтоб на трибуне часок‑другой посидел да поорал. Глупо деньги тратить вот так, оттого что много их. Вот и чудят.
– Постойте, а вы уже вознаграждение получили? – Шешель впервые слышал о том, сколько причитается за массовку, и постарался перевести мысли собеседника на другую тему.
– После съемок обещали. Вот листочек с номером дали. Фамилию записали. Сказали, чтобы после съемок подошел. Листочек, значит, отдаешь, полтинник взамен получаешь.
– А, – протянул Шешель, – ловко.
– Так у вас что, листочка нет? Вы не записались?
– Нет.
– Ну, как же так, – развел руки собеседник. – Задарма, что ли, тут сидеть? Зачем? Обязательно потребуйте вознаграждение.
Он принялся рассуждать о том, что в съемочной группе все, видать, жулики, прикарманят часть выделенных на массовку средств, но Шешель его уже не слушал, даже вида не делал, что слушает. Настроение у него немного испортилось от чувств, что фильм, который они делают, никому не нужен. Все их усилия – впустую.
По полю бежал техник, прижимая к груди одной рукой несколько тонких шлангов и какую‑то тряпку, а в другой нес железный баллон, размерами схожий с бытовым огнетушителем. Он бил его по ноге при каждом шаге, а шланги извивались, как змеи, стараясь укусить его через не защищенную одеждой кожу. Он остановился только в самом центре поля – там, где мелом был нарисован круг. Мистика какая‑то. Все кого‑то боятся и прячутся за кругом, очерченным мелом. Техник разложил тряпку. Она оказалась совсем небольшой. Возле нее он установил баллон, соединил их шлангами, отвернул на баллоне вентиль. Тряпка начала вспухать. Все складки на ней расправились, ткань ее стала натягиваться, трещать. Она превратилась в небольшой шар. Он оторвался от земли, повис в воздухе, удерживаемый на привязи веревочкой, которую держал в руках техник, потому что прежде он перекрыл вентиль, отсоединил шланги и баллон, перетянул раструб шара, чтобы не выходил гелий.
– Кхе, кхе. Поясняю. Все должны смотреть на шар, как он взлетает, поднимается, исчезает в облаках. Можете ему вслед помахать, – закричал Томчин. «Эх, только бы ветра не было. Шар тогда в сторону снесет и вся сцена к чертям собачьим полетит», – но об этом он лишь подумал, а вслух не сказал.
– Начали. На лицах трагизм. Вы провожаете. Понятно.