Их губы что‑то шептали, складывались в трубочку и снова расправлялись. Поняла ли Спасаломская, что в этой сцене он отошел от сценария? Нет, он не стал изменять текст. Все в этом тексте его устраивало. Это он говорил ей, что любит ее, а не космонавт, который летит на Луну. Он смотрел в глаза Спасаломской и не мог прочитать, что шепчут ее губы. Толстое стекло не пропускало звуков.

– Вы так убедительно играли, – сказал ему после съемок Томчин.

– Спасибо.

– Мне‑то за что? – удивился Томчин. – Вам спасибо.

– И вы сегодня были неподражаемы, – сказал Томчин Спасаломской.

– Спасибо, – после некоторой паузы сказала Спасаломская.

– Вы точно сговорились сегодня, – бросил Томчин.

– Может быть, – сказала задумчиво актриса. – Может быть.

Она посмотрела на Шешеля так пристально, будто впервые увидела его и выясняет, что это за человек и как к нему относиться впредь, потом она улыбнулась, а он ей ответил тем же. Она его поняла правильно. Слов для дальнейших объяснений не понадобилось. Взгляда хватило с лихвой.

– Как же он днем на Луну полетит? Ее же не видно.

– Он долго лететь будет. Ночь и наступит.

– Вот, значит, как. Понятно.

Шешель подслушал это разговор, уходя с трибуны. Тогда он улыбнулся, а сейчас, вспомнив о нем, едва не рассмеялся.

Но он разочаровал их. Забираться в ракету он будет совсем в другом месте. В одном из павильонов студии, а пока он поприветствовал императора, когда авто остановилось напротив трибуны для почетных гостей, но говорить те слова, что произносили гладиаторы перед сражением, не стал. Не будет зрелища. Не будет. Вернее, оно будет, но потом.

– Все. Кхе.

Этот крик, даже усиленный мегафоном, все равно был глуше, чем ликующие возгласы толпы. Шешель скорее не услышал его, а почувствовал, потому что до этого крика толпа приветствовала его, а сразу после него точно забыла о нем, будто он мгновенно исчез. От него отвернулись. Люди зашумели, защебетали, стая птиц, узнавшая о том, где рассыпаны хлебные крошки или зерна, и надо долететь туда, пока об этом месте не выведали другие стаи и все не склевали. Они потянулись к выходам со стадиона, получать взамен выданным им листочкам деньги.

Шешель так и стоял в авто, будто оплеванный, провожая их взглядом. Слишком быстро отвергнутый кумир. Он не успел насладиться славой.

– Александр Иванович, все, – сказал ему водитель.

Шешель кивнул. Водитель подумал, наверное, что Шешель не услышал команду Томчина, и продублировал ее.

Он перевалился через бортик авто и побрел в раздевалку, похожий на неуклюжего медведя, которого вывели на манеж позабавить публику, но та не стала ждать представления. О медведе все позабыли. Даже хозяин. Куда же теперь податься?