Вместе с отрядом мексиканских морских пехотинцев — до них дошло, что творится что-то неладное, и другого выхода у них нет, на разномастном караване из мексиканских армейских грузовиков и пикапов и реквизированных у отеля подходящих внедорожников — они рванули в сторону Патриот Стрит, прорываясь к международному аэропорту. Замыкающим шел грузовик, покрашенный в серо-стальной цвет, как военные корабли и с самодельным бронированием, которое поставили сами же мексиканские морские пехотинцы. Грузовик был русским, такие у мексиканцев были — чертова машина судного дня, она даже выглядела страшно[72]. Сбросив тент, они все время стреляли, во все стороны — это было впервые за много лет, когда они послали нахрен все правила ведения огня и стреляли не в ответ, а на упреждение. Таранный бампер грузовика, предназначенный для прорыва баррикад — сметал в сторону машины, как поставленные специально, так и брошенные на дорогу. Они были как адская колесница, сметающая все на пути к цели…
Целей было много — казалось, на них вышел весь этот хренов город. Это не были исламские экстремисты, те намного опаснее — но когда по тебе палят со всех сторон, одна из пуль рано или поздно попадет в тебя по закону подлости. Город был почти что на осадном положении, полицию здесь распустили нахрен, потому что она вся целиком продалась наркомафии и Зетас — а тех, кто не продался, тупо убили. В них стреляли из ружей из подворотен — один, два выстрела и ходу, хорошо что самопальная броня держала эти выстрелы. Но хватало и автоматчиков. Особую опасность представляли подростки с коктейлем Молотова, они кидали их из подворотен и с крыш, один такой коктейль мог вывести из строя целую машину, а если конвой остановится — тогда их просто сожгут. Сержант видел собственными глазами, как пуля попала в бутылку одного из таких босоногих метателей коктейлей — и его мгновенно охватило пламя, всего, с ног до головы. Сержант понял, что именно это — он увидит перед глазами за секунду за своей смерти, и именно за это — с него спросится на страшном суде…
Какое-то время — он был за их основным огневым средством М340, пока не кончились патроны. С ним он пробивал огнем коридор — он стрелял по всему, что видел впереди и что, по его мнению, представляло угрозу конвою. Он видел, как пули триста тридцать восьмого калибра выламывают куски из стен, пробивают стены, уничтожая тех, кто укрылся за ними — пулемет был просто убойным. Но к нему кончились боеприпасы — и сержант перешел на свой припасенный Калашников, переведя его на одиночный огонь. Магазинов к нему было немного — всего пять, сто пятьдесят патронов — но и с ним он наделал дел. Он любил эту грубую, но убойную, простую как скамейка в саду железяку, в правильных руках намного более убойную, чем легкая и изящная М4 — и русский автомат его не подводил…