Некоторое время Вера просидела, прикрыв опухшими веками тающие глаза, кривя губы, как маска Мельпомены, раскачиваясь из стороны в сторону и раздирая ногтями в кровь бесполезное горло.

Потом она отерла ладонями некрасивое лицо, вытащила из кармана «вальтер», деловито проверила обойму, передернула затвор. С минуту зачарованно смотрела в вороненое жерло, затем внезапно потеряла к пистолету всякий интерес и равнодушно уронила оружие в саквояж.

Проведя в оцепенелом созерцании пляшущих пылинок более часа, она вдруг встрепенулась, подхватила саквояж и покинула амбар.

Дорога была ей знакома.

Трава на поляне, местами примятая и побуревшая, да медные россыпи гильз — вот все, что указывало на случившееся здесь побоище. Посреди поля боя Вера увидела глубокие следы колес телеги и множество отпечатков лошадиных копыт и поняла, что они означают. В кустарнике, где убили ее самоё, она заметила нечто белое — нечто, не заинтересовавшее похоронную команду.

Ранним утром седьмого сентября главный лесничий Вальтер Фреверт, объезжая южные пределы пущи, обнаружил спящую на голой земле женщину в охотничьем костюме. Голова ее покоилась на дорогого вида кожаном саквояже, а к груди она прижимала обернутое белой тканью полено. По золотым, хотя и грязным, волосам Фреверт догадался, что перед ним — та самая «фея Роминте». Догадался егерь и о том, что присутствие этой загадочной женщины здесь несомненно связано с недавними трагическими событиями, которые он сам, как ему казалось, и инициировал. Женщина не проснулась, когда терзаемый чувством вины Фреверт переносил ее на свою повозку, но и не выпустила из рук своих странных реликвий.

За те три дня, что фея провела в доме у главного лесничего, ему так и не удалось услышать ее серебряного голоса — женщина наотрез отказывалась говорить, а возможно, попросту не могла.

Десятого сентября Фреверт тайно вывез ее в своем автомобиле на захваченную польскую территорию и, снабдив кое-какими съестными припасами, оставил неподалеку от населенного пункта, случайно оказавшегося деревней русских староверов Водзилки.

Двадцать третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года к востоку от города Сувалки — близ села с удивительным названием Эпидемье — в поле зрения казачьего дозора попала странная молодая крестьянка, одетая в глухое длинное черное платье. Волосы ее укрывал вдовий платок, концы которого были перекрещены на шее спереди и завязаны сзади. Правой рукой женщина прижимала к груди запеленутое дитя. Странность заключалась в том, что в левой она тащила объемистый саквояж, который гораздо больше подошел бы преуспевающему промышленнику.