И правильно, каким бы «своим» ты для всех ни был – потому что никто не должен терпеть во фронтовой части антисоветскую агитацию даже в формате «А вот мне, ребята, такой сон приснился!» Ага, про то, что снова появились настоящие буржуи, как до революции! Буржуи, у которых рестораны сплошь в хрустальных люстрах, а пальцы в перстнях, которые могут без опаски бить наотмашь по роже рабочего человека, а городовые их охраняют!.. И про то, что братские народы России и Украины не просто разошлись в разные стороны, а стали почти врагами. И если про первое можно было подумать, что приснился сон «про старый режим», навеянный прочитанными раньше книгами и брошюрами об «угнетении рабочего класса», то что думать про второе?
Степан почти покачнулся в строю – так, что оглянулись с боков и кто-то ругнулся шепотом: «С ума сошел, пить столько?» Вспомнил светящийся прямоугольник перед собой – узкий, но яркий, сияющий цветами неба и земли, что мелькают снизу и с боков, когда маневр самолета заворачивает мир в спираль. И потом все меняется, и ты видишь тот же самолет сбоку и тут же спереди, как он проносится почти через тебя. Этот же, твой – но на самом деле чужой, вражеский самолет, с квадратными крестами на плоскостях и фюзеляже, раскрашенный желтым и черным. «Мессер». Ох, это что же… Ему что, приснилось, что он
Лейтенант ухватился за сердце, почти потеряв контроль над собой. Произошедшее ночью вспомнилось ярко и в таких деталях, что это уже не было похоже на сон. Он вроде бы находился в своей комнате московской квартиры, только за окном было темнее, чем обычно бывает летом, когда открыты все окна. Не было слышно соседей, молчала радиоточка – значит, точно ночь – но за столом горела одна яркая лампа на много свечей, дающая ослепительно-белый свет в узком конусе. Стол тоже был непривычный: сделанный не прямоугольником, квадратом или, наконец, овалом, как обеденный в богатых домах, – а треугольником с округлым вырезом. На нем и стоял светящийся прямоугольник в черной окантовке, и с него летел рев мотора, стук и треск коротких очередей. Там же лежали рядом тонкие провода, и прямо из выкрашенной в желто-оранжевый цвет деревянной столешницы торчала рукоятка управления. Черная, блестящая, с непривычными выступами по бокам, но с гашетками и кнопками, поэтому узнаешь сразу. И еще стояла глиняная кружка с карандашами и разноцветными самописками – единственная понятная вещь в этом столбе света. И крик в ушах, крик ужаса, от которого он тогда проснулся.