Сердце епископа заколотилось, предчувствуя новый приступ раздражения, от которого он нещадно страдал весь последний месяц.
Его ненависть к Жанне, как к противоестественному и вредному явлению, росла день ото дня. И параллельно с этой ненавистью сформировалось окончательное обоснование для уничтожения той, другой, которую втайне ото всех, и от Жанны в том числе, прятали в одной из камер Буврея.
Кошон постоянно чувствовал присутствие Клод, как чувствуют занозу, сидящую глубоко под кожей! Обе девицы, как ему казалось, были словно связаны невидимыми нитями, через которые подпитывали друг друга энергией, стойкостью, разумностью… Даже такая мелочь, как желание Клод, которую перевезли в Руан в мужской одежде, немедленно переодеться в женское платье, подаренное ей одной из прислужниц герцога Бургундского, взбесило Кошона своей подлой дальновидностью! Девчонка отлично понимает, как ей следует себя вести – смирна, тиха и в грех отчаяния не впадает… А когда епископ услышал как-то, как один из солдат, стерегущих Клод, говорил товарищу, что «ведьма-то в подвале странная – вся такая чистенькая, словно светится, а ведь сколько уже сидит…», то немедленно отдал распоряжение всех прежних стражей от решётки Клод убрать и поручил Эстиве нанять новых, из числа таких, которым светящиеся девицы не мерещатся!
– Я правильно понял, – с откровенной холодностью спросил Кошон у графа, – его светлость больше не заинтересован в осуждении еретички?
Уорвик скосил на него глаза то ли с жалостью, то ли с досадой. Что он может ответить? В епископе граф видел только фанатичного борца с ересью. Разве ж можно говорить такому, что политика вещь переменчивая, и то, что было начато с одними целями, запросто может свернуть к цели иной, не всем и не всегда понятной, а потому не разглашаемой публично.
– Идите, Кошон, – вздохнул он, всем своим видом говоря: «Понимайте, как хотите». – Идите, и не наделайте новых глупостей. Я пока на вашей стороне.
Епископ поклонился с подчёркнутым смирением. Но, поворачиваясь уже, чтобы уйти, бросил мимолётный взгляд на рабочий стол графа и замер. Из-под обычных для такого места бумаг выглядывало письмо… Письмо с прекрасно видимой печатью на шнуре жёлто-оранжевого цвета… Разобрать оттиснутый герб возможности не представлялось, но Кошон каким-то шестым чувством, инстинктом почти звериным, ощутил, почувствовал ОТ КОГО могло быть это письмо!
– Что с вами? – услышал он голос Уорвика. – Вам нехорошо?
– Д-да, – выдавил из себя Кошон. – Этот процесс меня совсем доконал.
* * *
«Итак, она им пишет!»