— Несомненно, да здравствует! — поддержал я вслух.

— Теперь, вместе с плоскостью Земли, хорошо бы еще разделаться со сказками о непогрешимости папы, — кровожадно-весело подмигнул Роли.

— Ну что ж, — желая всех помирить, наивно проговорил Жак-Анри, — Ведь у каждого своя правда…

Его брат неопределенно фыркнул, но все же сдержался, не желая рушить его иллюзии.

— Скорее, у каждого свой самообман, — сказал я, даже не думая шутить, и Огюст посмотрел на меня подозрительно, будто я собирался сжульничать. Роли рассмеялся.

— Это точно!

— У… какой упадок духа, — без малейшего сокрушения отметил д’Обинье.

Сидни с усмешкой рассеянно пощипал свои тонкие усы.

— И я готов побиться об заклад, что это все — познаний горький плод! — продекламировал он.

Жаль, подумал я, раньше я не настолько интересовался поэзией в целом и Сидни в частности, чтобы заучить, в каком году он написал тот или иной свой сонет. И вдруг мне вспомнилось то, что сказал Сидни еще несколько дней назад: «все это только bellum omnium contra omnes»… Разве это не изречение Томаса Гоббса, который родится только спустя пятнадцать лет? Но кажется, я слышал его тут и раньше, еще до слов Сидни. Нет, все-таки первым их сказал не он, даже если эти слова и проникли сюда не самым естественным образом…

— Ну нет, — заявил Роли. — Познание — превыше всего! Так что и в горьких плодах есть своя сладость.

— А в картофеле есть крахмал, — уныло прибавил Огюст, вызвав недоуменные, но незаинтересованные взгляды. Если Роли и суждено привезти картофель из Америки, этой идеей он явно еще не загорелся. Я покосился украдкой на Мержи — тот подмигивал младшему брату, явно думая о чем-то постороннем и уж точно не о картофеле. Возможно, просто не расслышал. Я с тревогой посмотрел на Огюста и приподнял бровь — он бы еще заговорил про никотин в табаке, даром что ли Роли потом разнесет эту привычку по всей Европе. Огюст меня проигнорировал. Его явно грызла тоска и опасное отчаянное желание поймать хоть кого-то «на живца», а потом — хоть потоп. Пока, похоже, не получалось.

— А в яблоках есть червячки, — усмехнулся д’Обинье. — Я уже не говорю о водящихся рядом змиях — они еще крупнее червячков!

Роли протестуще замахал руками.

— Оставьте! Это совсем не то.

— Ну, не скажите… — вставил Жак-Анри. — Ведь плод познания в райском саду…

— Малыш, — грозно прервал Роли, хмуря брови. — Давай не будем ссориться. Где ты тут видишь райский сад?..

— Резонно, — заметил со смехом Мержи-старший.

Но мое внимание отчего-то привлек совсем другой взрыв смеха неподалеку — был в нем странно раздражающий призвук. Я бросил взгляд в сторону, и меня кольнула тревога, когда я увидел еще одну знакомую фигуру. И знакомую отнюдь не в лучшем смысле. В компании Брантома, где я прежде заметил Диану, теперь, спиной к нам, стоял никто иной, как мой старинный заклятый враг, которого, по утверждениям некоторых, не было в Париже, хотя это, пожалуй, действительно было бы нелогично.