— По-моему, ты сходишь с ума. Понемногу, но сходишь.

— Возможно, ты прав, — улыбнулся я. — Но скажи — я ведь прав тоже, не так ли?

Фонтаж рядом испустил едва слышный смешок, фыркали лошади, переступая копытами по тропинке, позванивала сбруя, кругом раздавались голоса, настроения которых ни к чему было перечислять, слишком их было много.

Пуаре хмыкнул и насупился. Обычно ему очень не нравилось, когда я вдруг по какой-то причине «сходил с ума», это время он предпочитал пережидать за мысленно воздвигаемой невидимой стенкой.

— Послушай, если это государственный секрет, мне это не интересно, — солгал я, хотя и только отчасти. — А вот если не государственный, то совсем другое дело.

— Тебе не о чем беспокоиться, — заверил Теодор и нетерпеливо огляделся. — Поехали! Собаки взяли след.

Красочной гурьбой, группками, мы дружно подскакали к следующей полянке и снова встали. Что-то сегодня не слишком ладилось.

— Ну вот, опять, — проворчал Пуаре с тяжелым вздохом.

— Да каждый раз так, — пожал плечами Фонтаж.

— Ты что-нибудь слышал о Хранителях? — спросил я его.

Фонтаж приподнял брови, а Теодор хохотнул, услышав вопрос. Раз он раздумал «отсиживаться за стенкой», значит, не думал, что это как-то связано с тем, о чем мы говорили прежде.

— Да это просто модное поветрие. Что это ты заинтересовался? Все делают вид, что им больше не хочется воевать друг с другом. Ты же в это не веришь?

— Вот потому-то и странно… — отозвался я. — Дизак же к ним не относится, или относится? Поэтому он нацелился только на Фландрию?

Пуаре пожал плечами.

— Возможно. Не буду врать, что меня интересовали эти глупости. Но если он хотел втереться кое-кому в доверие, то преуспел.

— Поветрия на один день, — заключил Фонтаж. — Легко входят в головы и легко уходят. Как только переменится ветер, от этого ничего не останется.

Я посмотрел на него, заговорщицки приподняв бровь.

— А ветер переменится?

Фонтаж усмехнулся.

— Очень может быть. Стоит кому-то утомиться, что ему наступают на мозоль, и… — он пожал плечами.