– Ума не приложу. Никакой бумаги, чтобы проникнуть в город через ворота, у нас нет. Ежели вплавь ночью, так на стены не взберемся – каменные да высокие, к тому же одежда мокрая будет – опять же подозрительно. Может, слуге какому голову скрутить да в его одежду переодеться?

– А язык немецкий ты знаешь? Городок невелик – небось все друг друга чуть ли не в лицо знают, спалимся.

– Коли умный такой – предлагай.

– Давай послание. Ночью я в город смогу незамеченным пробраться да весточку передать; даст Бог – и ответ доставлю.

Видно было, что Петр колеблется, все-таки я человек новый, в деле не проверен. Сделаю что не так – князь голову снимет.

Наконец он решился, достал из-за пазухи сложенный пергамент.

– Теперь слушай. Рядом с площадью костел стоит. Налево от него – улица, третий дом от костела, под красной черепичной крышей; человек там наш – женщина, звать Гертрудой, по-русски говорит хорошо. Кроме весточки надо передать кошель с деньгами. – Он протянул мне увесистый кожаный мешочек. Судя по весу – с золотыми монетами. – Ничего не попутай, как ответ получишь – сразу сюда. Я буду здесь ждать, но сам понимаешь – ночью безопасно, а днем дозор появиться может, тогда – конец.

– Все понял, давай лошадей в глубь леса отведем да подождем темноты.

– Как скажешь.

Привязав лошадей, я с наслаждением вытянулся на траве; Петр остался сторожить.

Как только появились первые звезды, Петр меня растолкал:

– Пора!

Ну, пора так пора. Я отцепил саблю, оставил только поясной нож. Рыцари могут носить только мечи, а саблями они не пользуются. Переплыл через ров, подошел к городу, прошел сквозь стену, пошел по улице. Похоже, вон костел, улица, третий дом. Вокруг него – садик. Подойдя к двери, постучался. Вышла молоденькая служанка в довольно фривольной одежде – более чем откровенное декольте: лишь чуть прикрытые соски, затянутая в корсет талия. Не спрашивая меня ни о чем, взяла за руку и повела в дом. Ешкин кот, куда я попал, это же натуральный публичный дом.

В большой комнате, скромно освещенной несколькими свечами, кавалеры сидели за столами, уставленными кувшинами с вином; на коленях у них восседали полуодетые или, скорее, почти раздетые девицы. Шум, гам, женский визг и смех. Надо признаться, в первую минуту я даже растерялся. Затем взял себя в руки:

– Мне бы Гертруду.

– О, господин понимает толк в женщинах!

Служанка провела меня на второй этаж, постучала в дверь и, дождавшись ответа, предложила мне войти.

На подушке перед зеркалом в легком распахнутом халатике сидела женщина лет тридцати, очень привлекательной внешности: с милым личиком, темными живыми глазами.