Светлый фон

– Патроны вытащи. А то еще пальнет, куда не надо.

– Да ему и не взвести его, – попытался успокоить меня Здоровый.

Раздался хлопок. В тишине безлюдной комнаты показалось очень громко.

– Ты это ему скажи, – показал я на пацаненка, державшего наган в руке. Из ствола вился дымок, а руки у парня дрожали.

Вано бросился к нему и выхватил у того револьвер.

– Дубина ты, Вано. А если бы он в кого из нас пальнул и как хоть силы-то хватило?

– Я в сторону отвернулся, – поднял голову провинившийся Федя. – Я больше не буду.

– А больше тебе и не даст никто, – рявкнул на него Вано.

– Ладно, не рычи, – успокоил я Здорового, – сам виноват.

В немецкий штаб мы вернулись быстро и без приключений. Почти. По пути завалили два дозора, по два человека в каждом. Да, мы тут стольких уже застрелили, ну а как иначе могло выйти? Идут себе два настоящих арийца, каждый чуть ли не ниже меня ростом, а мы их в два ствола, да из укрытия, поневоле сдохнешь. Переговорив с Зиминым, решили действовать.

Получилось все немного не так, как мы задумывали. Лучше. Офицера связи заставили самого передать приказ на батарею. Тот согласился быстро. А как бы он отказался? Прикрутили между ног два проводка, продемонстрировали. Выбор есть всегда, но не в этом случае. Лейтенант оказался сообразительным, двух поворотов рукоятки на подрывной машинке оказалось вполне достаточно.

Фриц пел по рации чуть ли не быстрее, чем ему диктовал Зимин. Когда закончили, я спросил Саню.

– Как думаешь, клюнут?

– Да хрен их поймешь. Сказали: «Есть»! Не переспросили, но доложили, что к нам выдвинулся взвод солдат. – Зимин слушал весь разговор, готовый оборвать болтовню, если немец что ляпнет.

– Давай с Истоминым связь, – обратился я к Деду.

– Готово, товарищ командир! – Дед очень быстро связался с Ленинградом.

– Готовность раз. Сразу по окончании идем к воде. У нас гражданские. Старики и дети.

– Принято. Флот готов. Начнут по моей отмашке. Но сначала гости с юга. Не влезайте, а то и вам перепадет.

– Ясно. Разрешите начинать?

– Да. Осторожней, ребята, – проговорил Петрович.