А душа у старика горит, прямо сияет! Видно то Круту хорошо… Поднялся воевода, раздвинул дружинников, ждущих приказа, взглянул на тех, кто ждёт, что славяне пиктам ответят… А чисты их намерения. Правда в очах их пылает. И в душах чистых. Повернулся вновь к деду, улыбнулся:

– Хорошо, пикт. Удача на твоей стороне. Только вот места у нас мало. Людей-то погрузим, а вот припасы… Хотели мы монастырь этот и так уничтожить. Забрать оттуда жито и скот. Да теперь на то место свободное, что имелось, вас надо забрать. Не знаю, что и придумать…

Тут старик просиял:

– С этим мы помочь можем, славянин. Уже давно мы начали готовится к отъезду на новые земли. Только путей не знали. И есть у нас много корачей, в тайных местах припрятанных. Коли пошлёшь с нами воинов, мы их быстро соберём. И на них можно будет и воду, и припасы везти.

– Коли так, дедушко, то созывай своих людей. Пусть гонят сюда корабли ваши да созывают всех, кто желает свободным жить, без проклятого богами.

Глава 28

Глава 28

Линдесфарн горел чадно и тяжело. Чёрные клубы пламени рвались к небу из церкви, забитой монахами. Их вопли далеко разносились по округе. Но собравшиеся вокруг пикты и славы лишь наслаждались ими, мрачно улыбаясь. То, что увидели дружинники в монастыре, заставило содрогнуться самые суровые сердца. Насаженные на колья уже мёртвые тела, таких же мертвецов в клетках, развешанных вдоль дороги на столбах. Обнаружились и исчезнувшие дети – их крохотные тельца и останки нашлись в глубоком подвале, выкопанном под церковью, стоявшей над подземельем. Туда их сбрасывали без воды и пищи, чтобы несчастные умерли страшной смертью от зубов крыс-людоедов. В том числе и совсем крохотные, грудные…

Пикты-рабы были в жутком состоянии: истощённые до предела, со следами страшных пыток на телах, с обрезанными ушами. У некоторых женщин были вырезаны груди. И практически все оказались заклеймены знаком позорной казни прямо на лице. Без исключения. Что мужчины, что женщины.

Когда воины славов, пройдя по дороге мертвецов, с ходу вынесли ворота в каменной стене, ограждающей настоящую крепость, то первое, на что наткнулись, – два крепких монаха в чёрных рясах, распиливающие живого пикта на козлах большой пилой. Несчастный корчился и пытался кричать безъязыким ртом, но его мучители, мерзко подхихикивая, лишь немного снижали темп жуткой работы, чтобы тот дольше мучился и страдал…

А потом монахов согнали в церковь, обложили хворостом, благо того обнаружилось очень много – жечь людей заживо было любимым занятием настоятеля Майлса. Черноризцы молили о пощаде, но после того, что увидели славяне в обители проклятого истинными, проще было уговорить камень пощадить монаха, чем дружинника. Большие, забитые до отказа зерном, шерстью и солёным мясом амбары. Тучные стада коров и овец, даже табуны лошадей. Лоснящиеся жиром морды монахов и монастырских служек и обтянутые кожей кости пиктов-рабов… Крут первым бросил факел в обильно политый смолой хворост, затем и остальные добавили огня. Вой донёсся из церкви. Монахи не молили своего проклятого бога, они плакали о пощаде, обращаясь к своим палачам. Но после того, что было найдено… Не сгорели лишь настоятель Майлс да его любовник Фиш, обоим оказали честь – разорвали лошадьми…