– Дура ты, Варька! Может быть, так как я, тебя больше и любить-то никто не сможет!

На следующий день я пришел на экзамен – собранный, готовый драться за пятерку до конца.

А ночь я почти не спал…

Но драться мне не пришлось.

Во время экзамена кое-что произошло. Но – по порядку.

Я вытащил билет номер один, и в нем два вопроса:

1. Борьба русского народа со шведскими феодалами и немецкими рыцарями. Александр Невский.

2. Ленский расстрел и причины, по которым революционная ситуация 1912 года не переросла в буржуазно-демократическую революцию.

Когда я отвечал на второй вопрос, в аудиторию вошел какой-то средних лет не то кореец, не то китаец, и присел на крайний свободный стул у стола экзаменующих.

Я осветил вопрос так, как говорилось в тексте школьного учебника, а затем начал рассказывать в соответствии с трактовкой вопроса в вузовском учебнике истории.

Когда я подробно и доказательно рассказал о слабости большевистской партии из-за малочисленности, что проистекало из-за немногочисленного рабочего класса в России, о том, что Россия оставалась по-прежнему крестьянской страной и привел парочку фактологических данных, мужчина встал, спросил мою фамилию, и задал дополнительный вопрос:

– Вот вы, Монасюк, совершенно верно сказали, что даже перед Октябрьской революцией 1917 года Россия оставалась крестьянской страной. А как решили вопрос о земле большевики в 1917 году?

– В «Декрете о Земле», принятом на 2-м съезде Советов, говорится, что земля передается в вечное и неотъемлемое пользование трудящимся крестьянам.

– То есть – в собственность крестьян? – уточнил председатель комиссии.