— Здорово, братцы!
— Здра-жла-ва-шство!
— Молодцы, службу не забыли. А меня-то помните?
Замялись солдатики. Не потому, что память плоха — просто армейская мудрость не велит лезть поперед всех перед высшими чинами. Бог его знает, чем излишнее усердие может обернуться. Только чуть погодя откуда-то из заднего ряда донеслось:
— Помним, Ваше Высокопревосходительство!
— Ну, коли помнишь, так выйди сюда вперед. Кто таков будешь?
Сквозь ряды протиснулся рослый мужик лет тридцати пяти.
— Второго Богородицкого гарнизонного полка сержант Егор Косоруков. Четыре года назад Ваше Высокопревосходительство изволили на линию приезжать. Тут, почитай, половина таких, кто уже в ту пору служил — токмо сказать робеют.
— А ты не робеешь?
— Никак нет! Ваше Высокопревосходительство всем известны, как начальник справедливый и без придури — уж простите за грубое слово.
— Бог простит. Раз ты так прям, скажи: пойдешь ко мне в службу?
— Виноват… Я бы со всей охотой, да нельзя: государыне императрице Анне Иоанновне присягал.
— Так и я государыне-матушке не изменял. А что обер-камергер Бирон меня оболгал перед нею, то надеюсь, что сия неправда развеется, как дурной воздух, извергнутый из его вонючей ***ы. Смею думать, что и в опале приношу пользы отечеству больше, нежели Бирон, вместе со всею его родней. Чести служить России этот курляндский прыщ у меня не отнимет. Вот, нынче Ее Величество с турками воюет — а я, по-вашему, шутки шучу?! Вас кто у нехристей отбил?! Ну, так скажи: кто верней служит, граф Читтанов или те ваши начальники, кои Носаковскую крепость неприятелям сдали?! Отвечай!
Боек был Косоруков, да только не тягаться сержанту с матерым генералом, знающим, сколько надавить голосом, чтобы у человека поджилки затряслись, а сколько — чтобы обгадился, не сходя с места.
— Выходит… Выходит, что Ваше Высокопревосходительство вернее служит…
— За чем же дело стало? У меня и с жалованьем задержки нет, и кормежка — в гвардии такой не видали! Вчера-то как, распробовали?
— Премного благодарны Вашей Милости, век за вас будем Бога молить — просто обрыдло на чужбине. Домой, в Россию, охота!
Строй, и без того неровный, зашевелился. Солдаты оживились:
— Домой…
— На Русь-матушку…