Вокруг бурлил деятельный Лондон: чужой, многонаселенный, жадный до денег. Война с Испанией началась блестящим успехом: адмирал Эдвард Вернон с шестью всего лишь линейными кораблями и потеряв только трех человек убитыми, захватил Порто Белло, важнейший транзитный пункт на узком перешейке против Панамы. Градус воодушевления поднялся до небес, патриотический жар охватил все сословия. Один шотландец сочинил по сему случаю дьявольски талантливые вирши, сразу же положенные на музыку и обретшие невиданную популярность. Слова новой песни доносились отовсюду. «Правь, Британия!» — призывал хорошо поставленным баритоном оперный певец, — «Правь волнами морскими!» Забыв обычную английскую чопорность, благородные леди и джентльмены с горящими глазами подпевали комедианту: «Rule, Britannia! Rule the waves» — а в портовых трактирах пьяные матросы ревели грубыми голосами: «Britons never, never, never will be slaves!!!» и в ажитации лупили медными кружками по крепким дубовым столам.

Подполковник де Орбиньи, племянник моего университетского приятеля, едущий в Петербург с намерением вступить в русскую службу, согласился взять на себя добавочную миссию и напомнить Миниху о существовании графа Читтано. Однако, при первом же упоминании сего имени, фельдмаршал воспламенился гневом: дескать, граф через евреев-шинкарей склонял к дезертирству его солдат при совершении маршей через Польшу. Вздор какой! Ничего подобного я даже в мыслях не держал. Довольно было командующему навести порядок в комиссариатской части, чтобы довольствовать армию по высочайше утвержденным рационам, и дезертирство не превзошло бы обычных размеров! Кормить надо солдат — вот и весь сказ. А вороватых комиссаров — брать под стражу и, по расследовании, карать. Нет, эти простые и ясные способы наведения порядка остались у Миниха в забвении. Теперь же признать свои собственные огрехи никак невозможно, зато обретающийся за тридевять земель соперник имеет быть зачислен в козлы отпущения.

Не успел задуматься, как бы развеять предубеждение фельдмаршала, а нужда в сем уже отпала. Пришло известие о его внезапной отставке. Что за черт? Кто его подсидел?! На видимой стороне — борьба за первенство с принцем Антоном-Ульрихом Брауншвейгским, родителем государя-младенца. Но много ли значит в России этот принц? Сам по себе — ничего. Пустое место. Вообще, в политике сила фигуры измеряется числом и калибром ее сторонников. У Миниха сильные позиции среди армейских и чуть слабее — среди гвардейских офицеров, а что за люди стоят за брауншвейгским бычком-производителем? И, самое главное, можно ли с ними договориться?