– Это ещё почему?

– Неужели не догадываешься? Там бы её осмотрел врач. А всем им велено в таких случаях делать осмотр… с зеркалами или чем-то там ещё – очень травмирующий осмотр, чтобы вызвать выкидыш! Это называлось «спасение жизни женщины-работницы» за счёт жизни ребёнка! Дети-то у неё ещё родятся. А сама бы она умерла при родах от кровотечения! Жизнь женщины-работницы для коммунистов важней, чем какой-то убитый младенец! Меня спасло то, что родители неожиданно уехали за границу – папу послали в Алжир читать лекции в одном колледже – по линии ЮНЕСКО. Вот мама и оказалась среди нормальных врачей. Ей сделали кесарево сечение – я и родилась на свет.

– Я понимаю Соню. Но почему все другие с этим не спорят?

– Они же не ненормальные.

– Поэтому твоя Соня и убежала в деревню?

– И от людей тоже…

– От людей?

Шурочка тяжело вздохнула.

– Ты не понимаешь! И всё это оттого, что ты не знаешь, как тяжело с ними, если видишь насквозь… Зосе умеет видеть…

Глаза её смотрели на него снизу вверх, и он почему-то поверил, что тяжело… и ей, и той, со странным именем, и ещё вспомнил, как кто-то сказал, что счастлив тот, кто в детстве своём был ребёнком. Она – не ребёнок, она ещё не была ребёнком, и, может быть, из таких получаются потом взрослые дети? Нет, из таких не получается ничего. Они нежизнеспособны. Они не для жизни… по крайней мере, здесь… Здесь, в этой стране, с её мыслями делать нечего. И вдруг он ощутил острую жалость, и, несмотря ни на что, она ему нравилась, такая, как есть. Если уж выбирать компаньона, с кем-нибудь разделять тайну… всю жизнь, то это – неплохой вариант… Надо просто её сломать, выбить дурь, чтобы попросту… сохранить для себя. И для этого – быть жестоким… но не теперь. Теперь надо спешить, поскорей сделать новые паспорта, изменить её внешность и увезти отсюда… в Америку, куда угодно – где есть место тем, кто не похож на других, где каждый может иметь свои собственные, а не вбитые в голову мысли… А сейчас её надо успокоить…

– И что она умеет видеть… твоя Зосе? – спросил он как можно мягче, стараясь, чтобы слова прозвучали без переполнявшей его сейчас злости, хоть слушать про странную Соню было ему совсем не интересно.

– Людей.

– Это и я умею.

– Но она видит их, как себя, изнутри – все их мысли, знает их ощущения, чувствует даже боль. Представляешь, как это невыносимо, если их много, если их двадцать или тридцать в день приходит к тебе, и они такие… как есть.

– Какие «такие»?

Она взглянула на него искренне удивлённо.

«Ты что, не знаешь, какие сейчас люди?» – прочитал он в её взгляде.