Жора и в самом деле был растерян… Однако! Эти люди не очень его стесняются, можно сказать, совсем не принимают в расчёт… Слушают при нём «голоса» – «Голос Америки» и «Свободу», ругают власти… Могут позволить себе говорить… такое!.. при нём! Конечно, он и сам так думает, чёрт побери! Кто думает сейчас иначе? И всё-таки… он же предпочитает молчать?!

И всё же, было что-то в самом костре, в самой магии этого чувства, заставлявшего смотреть и смотреть на огонь: он настраивал на особый лад, развязывал языки, заставлял потягиваться, впитывать жар и тепло и, глядя, глядя в угли, протягивать руки к пламени. Жора слушал, о чём говорили Крылов с профессором, ему было интересно, он блаженствовал, представляя себе образ Шурочки, ему всё было интересно вокруг – и как тот высокий худющий старик молчит, когда кто-то спорит, как, насупившись, слушает свой приёмник… И у остальных приёмники настроены на одну и ту же волну, но каждый слушает свой, поднося к уху, стараясь что-нибудь различить сквозь треск помех; и когда слышимость вдруг налаживается, одна и та же фраза звучит со сдвигом из трёх источников, со стереоэффектом, и тогда кто-нибудь смеётся или усмехается… И Жора блаженствовал, хотя был растерян, но главное, главное было впереди… «Когда придёт Саша, пойдём к нам», – сказал Крылов, там тоже был разложен костёр и запасены дрова, и ждал чай… «Я не отстану от них, – думал Жора. – Крылов – физик, он должен знать или просто догадываться, в чём суть этого копирующего устройства… Должна же она рассказать им всё… должна! Я обязательно всё узнаю именно там…»

Но пришла Шурочка, и разведён был примус, и поставили кипятить молоко. И пока молоко вскипало, стало совсем темно.

Под первыми звёздами, появившимися в летнем небе, шли они в «неприятельский лагерь», где недавно ещё стоял Живулькин. Крылов нёс поленья, Фима – складные стулья. Из-за горы поднимался дым, там тоже горел костёр и ждала Соня. Жора взял из рук у Шурочки корзинку, которую та собрала для чая, и старался не споткнуться и ничего не разбить.

– Мы её сейчас прижучим!.. – шепнул Фима, похлопав себя по карману. – Всё здесь… Пусть-ка нам объяснит!

Но пришли в лагерь, где горел костёр и ждала женщина с таким лицом, что хочется сразу сказать – чёрт побери!.. Откуда она взялась?! В наше время не бывает таких… И подбросили дров в огонь, и пили чай, и было вроде бы всё, потому что, когда сидишь у костра, можно просто смотреть в огонь, и ничего не надо. И Соня измерила ему давление и сказала, что уже получше, и сердце работает без перебоев, а утром он может идти хоть пешком в Поставы… Всё было хорошо, но не было главного, чего ждал Жора, и чего, кажется, ждал Фима, – не было разговора. Когда же они начнут о главном? Когда? Жора полностью ушёл в свои мысли, не слушая, о чём все спорили, и только вздрогнул, когда беседовавший с Крыловым Фима вдруг повернулся к Шурочке и сказал, протянув ей свёрток: