– Что ты такое говоришь?

– Правду. Это был настоящий геноцид и даже больше! Это был геноцид культурный! Уничтожали – намеренно и целенаправленно истребили почти всю интеллигенцию, почти всех писателей, учёных, лучших учителей и самых трудолюбивых, не принимавших колхозы крестьян – их расстреливали целыми семьями или семьями высылали в Сибирь, где все они почти сразу же умирали. Этот бедный народ лишили культуры, лишили будущего. Организаторы – судьи и исполнители приговоров приезжали из Москвы на несколько дней. Несколько минут длился так называемый суд, ночью расстреливали по спискам и, завершив работу, московские палачи уезжали. Потом приезжали новые… И эти, вновь приезжающие, опять велели местной холуйской власти составлять списки…

– Врагов народа?

– Разумеется, врагов советской власти. И найти этих врагов было очень просто. Старшие московские товарищи давали умный совет, кого вносить в списки, кого из соседей и сослуживцев, товарищей по творческим союзам туда вписать. Критерий был ясный и простой. Одно понятное всем определение – думающий!

«Всё правильно! – содрогнулся Жора. – Какой же думающий согласится с тем, что творилось?»

– «Вносите в списки всех думающих людей!» – советовали московские товарищи. Вот так.

– Но откуда ты это знаешь?

– Крылов рассказывал. На кружке. Это история, которую от нас скрывают. Скрывают, разумеется, победители и их преданные холуи – те, кто её сейчас пишет и кому при Сталине было вольготно: недаром они радостно твердят, что при Сталине был порядок!.. Все эти Притыцкие и Мясниковы, Свердловы и Пономаренки, чьими фамилиями названы наши минские улицы. Спасибо вам, дорогие российские братья, – за то, что так успешно уничтожили наш народ! И что после этого от народа осталось?! Кто мы? Дети и внуки тех, кто не был расстрелян, а, следовательно, не вошедших в списки для расстрела – тех, кто, как получается, эти списки составлять помогал, писал доносы? Разве мы после этого – народ?!

– Но не все же, не все… – в отчаянии шептал Жора. – Кто помнит теперь это время?

– Крылову рассказывал его дед… Крылов мучается и сам, как я. Его деда тоже не расстреляли. Он – из тех, кто выжил. А когда Миша спросил его «почему?», тот ответил: «Им тоже нужны были врачи. Я лечил их всех…» Он лечил Цанаву и тех, приезжавших их Москвы… Они гуляли у него на даче, устраивали умопомрачительные попойки, а потом им требовались врачи, и дед Крылова приводил их в чувство! Приводил в чувство тех, тех… которые приезжали сюда, чтобы убивать «думающих»…

– Но как можно было тогда всё это терпеть?