— Пиво так себе, — сказал по-немецки один.

Он был худ, но жилист и, на вид — крепок, с твердыми чертами лица и темными волосами. Глаза у него тоже были какие-то темные и "сумрачные".

— Не спорю, — ответил второй мужчина, прожевав хлеб и сыр. — Но это лучше, чем ничего.

Этот был небольшого роста и очень светлый, хотя Испания успела наложить на него свою печать: соломенные волосы выгорели, белая веснушчатая кожа загорела.

— Оригинальное мнение, — усмехнулся "темный". — Главное, оптимистичное.

— Чем тебя не устраивает мой оптимизм? — спросил "светлый".

И тут зазвонил телефон.

Телефоны в этих местах все еще оставались редкостью, да и по военному времени работали не так чтобы уверенно. Но в "Маковом лугу" был старенький "Эрикссон", и последние два дня связь не прерывалась.

— Кто из вас сеньор Риклер? — спросил хозяин таверны, покричав немного в трубку телефона.

— Я Риклер, — сказал светловолосый мужчина, вставая из-за стола.

— Вам тут из штаба фронта…

— Спасибо, — мужчина подошел к стойке и взял протянутую хозяином трубку. Теперь стало видно, что он в военной форме, а на поясе — кобура с револьвером.

— Да, — ответил он в трубку по-испански. — Риклер на проводе.

— Нет, — произнёс он через какое-то время, выслушав собеседника. — Никаких проблем.

— Кортеж выехал в пять тридцать утра, — сказал он тихо, вернувшись за столик. — К обеду будут здесь.

Сейчас он говорил по-немецки, но чувствовалось, что этот язык — как, впрочем, и испанский — ему не родной.

— Тогда, еще по кружке? — предложил черноволосый. — Ты заказывай, а я выйду, "свистну" ребятам.

— Давай, — согласился Янек Блум и поманил рукой хозяина таверны. — Еще два пива, дон Лазаро, — сказал он, переходя на испанский. — И, может быть, у вас есть кровяная колбаса?

— Обжора, — фыркнул Курт Хениг, вставая из-за стола, и пошел на улицу.