У Гастона было две клички: Хаш — гашиш, и Херинг — сельдь, но, кажется, он не был сутенером, хотя кто их знает…

— И тогда, — сказал Гастон, вкладывая ей в руку нож, — у тебя, девочка, останется не много времени. Твой враг или убьет тебя одним из тысячи способов, которые знает он и не знаешь ты, или изнасилует, а потом все равно убьет. Ты знаешь, как это происходит? — его глаза налились кровью, и ей стало страшно. — Он завалит тебя на спину, замотает голову подолом платья…

— Не надо! — взмолилась Кайзерина.

Ее охватил ужас, словно, то, о чем говорил Гашиш, происходило сейчас и с ней.

— Не надо!

— Как хочешь, — пожал он широкими плечами. — Но если не хочешь, запомни, у тебя будет время на один удар. Не коли! Ты не пробьешь ему грудь, да и живот пробьешь навряд ли. И потом, если не попала в сердце или печень, тебе все равно конец. Где печень, знаешь?

— Нет, — пролепетала она.

— То-то же! — поднял он указательный палец. — А бить надо так и так, — и тут же показал. — И все. Только нож, — Гастон назвал нож по-цыгански "шурином", хотя до этого говорил "наваж". — Только нож ты держишь неверно. Держать нужно так, — снова показал он. — А бить так…

* * *

— Ну! — обернулся к ней Вересов, пистолет был уже у него в руке.