В дверях заскрипел ключ. Генерал приподнялся из-за стола в тревожном ожидании. Медленно отползла в сторону дверь, из коридора раздалось: "Заключённый Ровецкий на выход".

Генерал сложил руки за спиной и двинулся к выходу.

Нужный кабинет оказался недалеко. Его завели внутрь, оставили около двери. Генерал присмотрелся к человеку, сидящему у стола. Тот что-то старательно писал, не обращая на заключённого никакого внимания. Генерал внутренне усмехнулся — эту науку им тоже преподавали в своё время. Нужно убедить заключённого, что он никто и ничто, никому не нужен, что тратят на него драгоценное время, заранее сожалея об этом. Генерал приготовился ждать. Но следователь быстро оторвался от своих бумажек, бросил по-польски: "Проходите, пан генерал, садитесь".

Генерал Ровецкий присел на табурет, находящийся перед столом следователя, ожидая продолжения беседы, которая началась в столь неожиданном для него ключе. Не "заключенный", а "пан генерал". Наверное, большевикам понадобилось от него что-то особенное, раз они от долгого молчания перешли к столь вежливой манере беседы.

Но энкавэдешник опять замолчал, дописывая свои бумаги. Прошло ещё минут пять, прежде чем он оторвал взгляд от своих записей и посмотрел на заключённого.

— Извините, очень много работы. — Следователь потёр глаза, перевёл их от поверхности стола к пыльному окну, которое не смогли прояснить даже прорывающиеся сквозь плотную пелену облаков солнечные лучи.

Генерал задумался. Что-то очень серьезное произошло в России, если большевики работают в воскресенье. Пусть они и известные безбожники, и обходят божьи храмы стороной, но выходные соблюдают даже они. Задним планом пришла мысль, что говорит с ним энкавэдешник по-польски, причём, совсем без акцента.

— Вы поляк? — Спросил генерал.

— Нет, я литовец. — Отозвался следователь.

— И давно служите большевикам? — Продолжил генерал Ровецкий, чувствуя, как разгорается в груди жар неприязни к этому чекисту.

— Давно! — Тот бросил на генерала насмешливый взгляд. — С двадцатого года. С тех самых пор, как ваши бравые жолнежи вошли в Вильно. И повесили моего отца за то, что он отказался говорить по-польски.

— Я не участвовал в том походе!

— Я знаю. — Устало отозвался следователь и вновь углубился в свои бумаги.

— И чего вы от меня хотите? — Не выдержал пытки ожиданием генерал Ровецкий.

— Я от вас? — Поднял взгляд энкавэдешник. — Ничего!

— А зачем я здесь? — Начал закипать генерал.

— С вами хотел поговорить один ваш бывший товарищ. Он скоро подойдёт. — Бросил ему следователь и опять углубился в свои записи.