Генерал Ровецкий задумался. Никаких знакомых, которые могли служить в НКВД, у него не было. По крайней мере, по его сведениям. Нарастало удивление.

Но опять скрипнула дверь, и в кабинет вошёл ещё один человек. Был этот человек генералу Ровецкому знаком, но что-то мешало окончательно определиться с личностью вошедшего. Всё стало ясно, когда он прошёл к столу в полосу мутного дневного света.

— Анджей, это ты? — Выдохнул генерал. — Но что за странный вид?

Вошедший окинул себя взглядом, поправил китель и конфедератку.

— А что в нём странного, пан генерал?

— Но это не польская форма! — Возмутился генерал Ровецкий.

— Ну, почему же, Стефан. — Отбросил ненужную субординацию посетитель. — Это форма польского корпуса генерала Берлинга, в котором я занимаю должность заместителя начальника контрразведки.

Генерал похолодел. Кажется, это не шутка, как показалось ему вначале. Пригляделся. Основа формы подполковника Витковского несомненно польская. По крайней мере, конфедератка осталась без изменений, да и польский "Белый орёл" всё также красовался на ней. Сходным был и покрой кителя. А вот погоны очень сильно напоминали те, которые носила, в своё время, царская армия. Основу оставили польскую, но размер и расположение звёздочек поменяли, копируя погоны обер-офицеров российской царской армии. Генерал Ровецкий поморщился.

— А ты, Стефан, предпочитаешь увидеть немецкие знаки различия или австрийские. — Нехорошо усмехнулся Витковский.

— И какое у тебя звание? — Отозвался Ровецкий.

— Полковник Польской Народной армии.

— И чем тебя купили большевики? — Продолжал демонстрировать своё презрение генерал.

— Тем, что не убивали ни моих сыновей, ни мою дочь! — Голос Витковского стал наливаться злостью.

— Разве Стася погибла? — Удивился Ровецкий.

— Да! И убивали её долго и мучительно! — Полковник Витковский снял свою конфедератку и положил на стол следователя. — И убивали её поляки!

Генерал Ровецкий вздрогнул, оценивая всё напряжение этой фразы. Чего там такого произошло, что даже "стальной Анджей" сломался. Офицер без страха и упрёка, относительно спокойно выдержавший сообщение о гибели троих своих сыновей в битве под Варшавой.

Полковник, тем временем, присел на стол следователя, для чего тому пришлось подвинуть свои бумаги, но видимого неудовольствия энкавэдешник не высказал. Генерал Ровецкий поразился степени влияния своего знакомого на спецслужбы основного противника.

Пусть сам генерал и не определился, как ему относится к Красной Армии, вошедшей на территорию Восточной Польши спустя две с половиной недели после начала войны с Германией.