– Я тоже думаю, что мы должны гордиться Победой, – ответил я. – Но эта Победа получилась с нехорошим запахом. В 1944 г нас погнали вскрывать рвы под Одессой. Для Комиссии по расследования преступлений нацизма на территории СССР. Вот так – бывший противотанковый ров, длиной метров двести. Шесть рядов трупов один на другом в глубину – плотно, как селедка в консервной банке. Считают столько-то в ряд, столько-то в глубину, столько-то в длину. Потом умножают на общее количество таких общих могил, про которых местные жители рассказали. Имеем цифру в 52 тысячи расстрелянных. Может, там 80 было или 120 тысяч. Может там были расстрелянные пленные или местные жители, а не только евреи. Никто не пытался раскопать всех, а тем более опознать. Даниилу – эти покойники до сих пор по ночам иногда приходят.

– А тебе нет? – разливая по второй, спросил Ицхак.

– А мне в детстве не объяснили, что бывают такие вещи, как нервы и тонкая психика, и я очень надеюсь, что это я по ночам навещаю некоторых клиентов. Чтобы они просыпались от ужаса.

Он хмыкнул.

– Говорят на той стороне Иордана, твоим именем до сих пор детей пугают.

Я укоризненно посмотрел на него, мысленно транслируя палец у виска. Нашел, при ком языком болтать.

– Что я мог, я сделал, – сказал вслух. – И тогда, и потом. Всегда, кажется, что кто-то мог сделать больше. Я могу судить только со своей точки зрения. Я стараюсь не обобщать и не говорю сейчас от имени всех фронтовиков. Это только мои мысли и мои личные впечатления. Уже в 1944 году советское правительство очень не хотело обнародовать точные цифры потерь, включая гражданское население. И очень сильно не хотело поднимать еврейский вопрос. Толку-то, от обращений к Сталину. Он решал свои – государственные задачи, как он считал правильным образом. Лет через пятьдесят это можно будет обсуждать спокойно, когда такие, как мы, кто видел это своими глазами, помрут от старости. А пока, нет. Сплошные эмоции. Ты, прости, – сказал я, обращаясь к Лене. – Это действительно больной вопрос. Мы вечно спорим, что надо было сделать…

– Да, – задумчиво сказала она. И неожиданно закончила: – Мне почему-то кажется, что твоя жена должна чувствовать себя как за каменой стеной. У тебя на дороге лучше не становиться и твою семью не обижать.

Я хохотнул.

– Моя жена имеет специализацию снайпера и три официальных подтверждения смертельных выстрелов. А еще у нее два диплома – исторический и экономический. Кто за кем станет прятаться при житейских бурях – это очень интересный вопрос.

– Ну, где-то она права, – сообщил Ицхак, протягивая стакан, чтобы чокнуться. И продолжил, после радостного кряканья, – тот молодой человек будет долго лечить сломанную челюсть. Хорошо еще, что они не захотели шум поднимать и замяли все это дело. Как ты, интересно, умудрился понять, что он на своем кенгурином наречии брякнул.