Европейцы с легкостью перенимали местные бытовые привычки и обычаи, носили «одежды на восточный манер», жили в «мавританских домах», учили арабский и заключали браки с местными, но сохраняли базовые ценности — по практическим соображениям. Вера, язык, правовые и сословные нормы выделяли латинян в элитную группу населения, чему способствовали тесные связи с Европой, пусть даже поток переселенцев резко уменьшился. Рыцарский стиль войны и вытекающая из него система фьефов в отсутствие насущного врага не требовали реформ и обеспечивали понятное функционирование власти, франкское купечество и ремесленники, преобладающие на севере страны, тоже не имели серьезных поводов перенимать местные практики.

Церковь не могла требовать репрессий против монофизитов и иноверцев по объективной причине — латиняне оставались меньшинством, даже вместе с православными. Религиозные бунты Египет видел во время голода, и провоцировать подобное сейчас, означало серьезный, а главное — не нужный конфликт со светской властью. Латинский клир сохранял и приумножал ведущую роль возводя храмы, замыкая на себя финансовые потоки и монополизировав окормление элиты, но и конвергенция идеологий в нем шла заметнее. Получив доступ к греческим, арабским, монофизитским, иудейским и всем остальным богословским материалам, грамотная часть духовенства расширила кругозор и не могла держать его в себе. Даже опровержения или критика воззрений конкурентов, давали пищу для внутрицерковных дискуссий, сделав Александрию, Иерусалим и Антиохию новыми центрами теологии — порой сомнительных с точки зрения Рима взглядов.

Серьезного внешнего врага не имелось, Сирия и Багдадский халифат оставались дружественными. В приграничных княжествах Заиорданье и Мармарика, конечно, не прекращались мелкие стычки с бедуинами и берберами, но серьезной угрозы они не несли.

Внутренняя политика тоже развивалась стабильно. Рыцари, клирики и городской патрициат сохраняли лояльность трону. Несколько выборных королей и усилившаяся во время выборов и регентств роль Высшего Совета, занесли в умы элиты тему представительности, ограничения монархии законом и депутатами Совета, снизив — в общем европейском тренде, сакральность коронованной особы. Если вы получаете корону от электората — святость титула пропадает, остается концепция «первого среди равных». А с учетом влиятельности в Египте городов и патриархов, бонусов требовало не только рыцарское сословие. Ассизы предыдущих королей, от Балдуина II до Амори I, теперь толковали именно как «общественный договор», связывающий монарха мнением Высшего Совета. Не то чтобы предыдущие законодатели, покровительствуя рыцарям и горожанам и прессуя высшую знать, имели в виду именно это, но нормативная база существовала, последние несколько десятков лет превратили учет позиции электората в обычай, а к традициям тогда относились серьезно. Плюсы тоже нельзя отрицать — именно активное участие депутатов в судьбе наследника престола позволило ему дожить до совершеннолетия и получить власть. Регенту не светила корона и смысла убирать подопечного не имелось. Но внезапно выяснилось, что править самодержавно Гуго I уже не может. Наказания сеньоров и даже горожан требовалось проводить через «суд равных», подати и условия вассальной службы мог менять только Совет, а собственной команды у короля к шестнадцати годам просто не сложилось. Впрочем, и оппозиционных партий не существовало — пока соблюдались новые правила игры.