О своем сознании человека двадцать первого века никому рассказывать не собирался, а о моих умениях и прогрессорстве — тем более. Мы с Иваном обговорили разные варианты — что в подобном случае можно говорить, а что нет. И решили: о побеге из рабства; о доблести и удаче в бою с разбойниками, где надыбал и спрятал неподъемные кучи серебра и золота; о покупке титула, замка и трех кораблей; о выкупе казаков, их обучении и принятии присяги на верность; о собственном куске заморской земли с кровожадными дикарями, на которых нужно будет оттачивать воинские умения, — об этом говорить. Да, а еще можно о порядках в различных европейских борделях. Короче, можно поведать обо всем, что говорит об удачливости воина. Об остальном же — табу.

За время всего моего рассказа на лице пана атамана не дрогнул ни один мускул, он слушал меня спокойно и отрешенно. Между тем на лицах пана писаря и пана казначея отражались все их эмоции.

— И все это смог сам?! — прищурив глаза, спросил дядька Богдан. — За два года?!

— Да. Рядом сидит первый мой ближник, пан Иван, очевидец и свидетель большинства дел моих.

После этих слов все трое тут же перевели взгляд на Ивана, а тот молча утвердительно кивнул. Теперь мы уже все вчетвером смотрели на запрокинувшего голову и прикрывшего глаза атамана. Тот посидел так немного, наклонился вперед, поставил локти на стол, подпер подбородок кулаками и внимательно уставился на меня своим бездонным взглядом. Затем вдохнул и тяжело выдохнул:

— Верю. И про Собакевича верю. И деда твоего знал, и батьку, достойные были казаки. Нет, мы друзьями не были, но относились друг к другу по-доброму и с уважением. Царствие им небесное. — Помолчав, посмотрел на меня более веселыми глазами, улыбнулся и продолжил: — А удача твоя велика, пан Михайло. Но скажи-ка нам, неужели не знаешь, что от Хаджибея к маетностям твоего врага есть более короткая дорога? И он завтра-послезавтра прознает, что ты здесь, успеет хорошо подготовиться.

— Да знаю, пан атаман, но многие мои воины из Приднепровья, пускай проведают родню, ведь мы же перебираемся в теплую страну и Украину покидаем надолго. Может быть, кого-то еще с собой пригласят. Что же касается моего врага, то пусть знает и трепещет, деваться ему некуда, достану и на краю света.

— Силенок хватит? Может, свистнешь охочих? Сможешь собрать ватагу немалую.

— Точно, немалую. До чужого добра охочих, дай только законный повод. — За столом все заулыбались. — Нет, сам обойдусь.

— Ты говоришь, Михайло, что наложил лапу на добрый шмат земли и своим воям раздаешь по двести моргов?