Дальше шёл руководитель Коминтерна товарищ Зиновьев. Про него сказать было нечего. Судя по позиции, он поддерживал Троцкого и его идеи насчёт Германии. Но реальных сил за ним не было. Аппарат Коминтерна, который представлял из себя мощную силу в тридцатые годы, ещё не был сформирован. Деньги давались из Москвы, проходило через руки Григория Евсеевича их довольно много, но реальных людей, способных на организацию всего этого безобразия у него не было. Выхода на военную разведку он не имел. И это было понятно. Он теоретик, оратор. Но реальная власть в руках Троцкого. А вот друг друга они не любили. Причём, как помнил Коля ещё с 1917 года. Тогда Каменев и Зиновьев не поддержали решения ЦК о начале восстания и даже напечатали об этом в газете. Судя по всему их позиция отражала позицию партии, потому что Ленин хотя и страшно ругался, но ничего не сделал. Троцкий был настроен гораздо решительнее. Да и потом в Петрограде, 1918-19 годах, у них, говорят нередко были стычки. Так что блок между ними был исключён.

Вот и все международные дела. Дзержинский и Сталин за рубеж не лезли — им было не до этого. Иностранный отдел ОГПУ был в процессе становления, да и позиция Бокия, как представителя чекистов была недвусмысленна. Сталин как помнил Николай вообще отрицательно относился к идее революции в Германии на этом этапе. Он всегда был реалистом, и хорошо понимал, что в том бардаке, который творился в Берлине в 1923 году взять власть было бы не трудно. А вот что потом с ней делать? Ввязаться в войну с Антантой? Так ведь побьют, как есть побьют. Понадеется на авось, как Лев Давыдович? «Ввяжемся в драку, а там посмотрим?» — такая позиция будущему вождю народов сильно претила. Весь его последующий опыт говорил, что он внимательно продумывал свои шаги и все их последствия. Так что, как не крути, как не верти, а в числе подозреваемых оставался один НАРКОМВОЕНМОР, товарищ Троцкий.

Николай вздохнул и полез смотреть в справку по Урицкому. Где служил и что делал — все эти сведения ему ничего не говорили. Племянник Урицкого, того самого, убитого в 1918 году, воспитывался в семье Воровского. Вацлава Вацлавовича судя по всему. Коля помнил, что того убили в Швейцарии в 23, весной. Впрочем, эта фамилия где-то попадалась. Где-то недавно я он нём читал. Только не машинку, а рукопись. Он напрягся и полез в портфель, за бумагами про немецкие деньги. Точно, там было донесение об отношениях Балабановой и Вацлава Вацлавовича. Похоже, что они любили друг друга. И где они любили — в Швейцарии и Стокгольме? Воровский, он что, тоже из пломбированного, что-ли?