Так. Надо будет навести справки о строительстве в зоне самых знаменитых курортов. Конкретнее, — о строительстве помпезных дворцов на непонятные деньги.

— А не боитесь, что вас начнут попросту топить?

— А вы знаете, как выглядит операция по поиску даже одной малошумной подводной лодки в своих территориальных водах? Какие на это затрачиваются ресурсы? А если в чужих? А если лодок столько, что — во всех водах вообще, причем одновременно и все время? Если у вас нет возможности выделить даже по одному эсминцу на штуку, — это как? А если у нее скорость подводного хода — до сорока семи узлов? Кроме того, в открытом океане это еще и пиратство, и они имеют полное право оказывать сопротивление.

— Станции слежения последнего поколения…

— Станции слежения в нейтральных водах, — законная добыча каждого честного коммерсанта. А если воды, не дай Бог, чьи-нибудь, — то незаконная. Как они их находят, — не знаю, была какая-то негласная договоренность с начальством ВМФ, но зато очень хорошо представляю себе, что от них остается после воздействия двадцати килограммов хорошего флотского гармонита, — Майкла передернуло, — от акустики там, и от всего прочего… Так ведь и не обнаружишь. Они ж по-настоящему тихие, куда там "Лос-Анджелосам" и прочим "черным дырам", вы уж поверьте.

— Верю. Уж в это-то я верю.

— Эти русские такие дураки, такие, хвала Пресвятой Деве, дураки, что их даже обманывать стыдно, видит Бог. Непременно надо будет исповедаться этим же воскресеньем падре, потому что это, наверное, грех…

— Почему дураки-то?

— Даже не удосуживаются узнать, что здесь — по чем. Я покупаю у них товар в два, в три раза дешевле, чем продаю потом в Байе, и кофе продаю тоже по двойной цене. Клянусь Пресвятой Троицей, — на одно песо я навариваю — пять. Выгоднее, чем торговать порошком, и риску куда меньше…

— А фрукты?

— Что — фрукты?

— Как ты упаковывал бананы, не говоря уж о спелых авокадо и даже жабутикабе?

— Попросил, — и мои русские привезли мне машинку для вакуумной упаковки, и еще одну, — для азота. Следующим же рейсом, клянусь Пресвятой Троицей!

— Вот то-то и оно, — непонятно констатировал его собеседник, Серхио Гонсалес, по прозвищу "Толстяк", — а кто может сказать, что понадобится тебе в следующий раз?

Толстяк, понятное дело, худой, как щепка, и всегда-то был смурным типом, а уж Рамон-то знал его с самого детства, лет двадцать. Он, кстати, очень мало изменился с тех пор, такой же худой, желтый, в том же, кажется, синем хлопчатом комбинезоне, — и уж точно при тех же круглых очках с маленькими стеклами. Такой же смурной и так же невозможно понять, что он говорит.