- Я ничего не заметила, - пожал я плечами. – Садись, - открыл я заднюю дверцу. Родька сел, привалился к куче вещей. Я залез следом, захлопнул дверь, стал смотреть в окно.

- Что это они? – удивилась тётя Марина, поглядев на нас. – Саша!

- Что? – удивился я, отрываясь от вида за окном.

- Почему Родик невесёлый?

- А я знаю? Может, заболел?

- Точно! – поднял палец глава семейства. – Эта болезнь называется…

- Вас о чём-нибудь на КП спрашивали? О нас? – перебил я его, чтобы не слушать очередную взрослую глупость.

- Спрашивали, - согласился папа, - я отправил их по указанному тобой адресу. А что это за хутор? Змеиный? – я пожал плечами:

- А я знаю?!

- М-да, -промычал дядя Костя, - ты самая загадочная девочка из вех девочек, которых я когда-либо знал. Не считая, конечно, жены, - покосился он на супругу.

Дальше мы ехали молча. Дядя Костя включил радио «Маяк», мы слушали музыку, новости. Радио было московское, местные новости были не настолько важными, чтобы передавать их по центральному радио. Подумаешь, сбежали двое зэков! Ну, убьют кого, так это дело местных властей. Я надеялся, что это отвлечёт милицию от моих поисков, и мне удастся выскользнуть из лап моего сводного братца. Ну и братец! Лучше бы мстил своему отцу, за то, что свёл с ума маму…

Но отец, наверное, у него ласковый, нежно любит своего сыночка, не отказывает в деньгах, может, у него и своя машина есть, и права куплены. Четырнадцать лет? Видел я в детском доме, да и в приёмнике-распределители шестнадцатилетних, которые выглядели лет на двенадцать.

Я сначала не поверил, потому что растительности на теле у них не было, но мне сказали, что да, им по шестнадцать, просто задержка в развитии. А что вы хотите, если они с младенчества питались отбросами из помойного ведра? Били по гениталиям в детских приёмниках - распределителях, потому что дистрофики, не могут постоять за себя.

Я не мог понять такого:

«Стой смирно, руки по швам!!», - и бьют по яйцам. Неужели больнее будет, если кинуться в драку на обидчиков? Как знать. Я знаю, забивали насмерть ногами, ночью. Мальчишки, в трусах, майках, зато в тяжёлых ботинках. Сам не видел, рассказывали очевидцы.

Что это я о грустном? Со мной ведь такого не может случиться, сам, кого хочешь, забью. Но жалко, жалко детей. Что сейчас в моём детском доме? Никита говорил, что без меня их опять будут угнетать старшие, отнимать вкусное, даже просто котлеты, ребята будут голодными, и это в самый рост!

Директор за всеми не уследит.

Откуда такие берутся? Никита рассказывал, какую сладость он испытывал, когда избивал беззащитных пацанов. А ведь перед этим сам от этого страдал!