— Ну, это вряд ли, — хохотнув, возразил он. — Уж поверь, женюсь я если не на княгине, то уж точно на девице из древнего и славного рода.
— А кто спорит? Женишься, конечно. Да только все одно мой будешь. Станешь убегать от благоверной, чтобы забыться со мной.
— Ох и много же ты о себе мнишь, красавица.
— Не веришь? — вскинулась бабенка.
— Я себе верю. И себя знаю.
— Знает он. Да я, к твоему сведению, у самой царевны ухажера увела. Вот!
— У какой царевны? — с ленцой даже не поинтересовался, а отмахнулся Меншиков.
— Знамо дело, у какой. Одна она у нас была. Лизавета Дмитриевна.
— Брешешь, — все так же изображая ленцу, но внутренне напрягшись, подначил денщик.
— Собаки брешут. А я правду говорю. Еще годочка три назад ее к нам на гулянье в Стрелецкую слободу привела Анюта. Оглобля стоеросовая из Огородной слободы. Там-то царевна сразу и положила глаз на Ваньку Карпова. Да только я его у нее из-под носу и увела.
— Да он к тому времени уж с великой княгиней кувыркался, — усомнился Алексашка.
— Нет, со мной он был. Та потом появилась и взяла Ваню в оборот.
— А царевна-то что же?
— А что царевна? Она к нам еще цельный год ходила, пока ее Гришка Рыбин не раскусил. Да кого хочешь спроси. Любой из слободской молодежи подтвердит.
— Так-таки и любой?
— Ну да. А стрельцы из первого Ванькиного десятка так и того больше. Царевна их все о ладушке своем пытала. Ну, они-то не знали, кто она. А то, что сохнет по нему, все видели.
Меншиков слушал Глашу и боялся поверить в происходящее. Ну не мог он простить Карпову испытанного унижения. Как не мог ничего поделать и со своей ревностью к молодому сотнику. Пусть тот сейчас сидел в каком-то крымском захолустье, а Алексашка при царе, только на днях вернувшемся из удачного похода, это ни о чем не говорило.
Подумаешь, Ванька в опале. Так и что с того? Царь-то вроде им и недоволен, а все же наградил щедро. Эвон дворянином сделал и в сотниках оставил, хотя тот уж и не полюбовник теткин. Алексашка же и любимец Николая, и уж не раз отличился, как при взятии Азова, так и в этом году, когда бились в Запорожье.
Да только особых наград не имеет. Ну получил он дворянство и стал сержантом гвардии. И что с того? Подумаешь, звание гвардейское на две ступени выше, чем в обычных полках, и он выходит вровень с Карповым. Тот-то в опале, Меншиков же обласкан, а положение одинаковое.
Алексашку даже затрясло от охватившего его возбуждения. Теперь-то он с этим выскочкой посчитается. Тут уж не его слово против слова царевны. Тут все иначе выходит, потому как за ним видоки. И даже те, кто верой и правдой служит Лизавете, теперь будут свидетельствовать против нее.