Светлый фон

Псков встретил царевну с неподдельным ликованием. В город потянулись люди из пригородов[14], сел и деревень. Гулянья начались еще до свадьбы. С которой, впрочем, не стали затягивать. Тут уж расстарались бояре из московской партии.

Счастлива ли была Лиза? По-своему да. Ей достался любящий муж. Как оказалось, он давно положил на нее глаз, но не смел и думать о ней, что в общем-то и понятно. Царевен вот так просто замуж не отдают. А при любящем муже да, следуя советам тетки, выискивая в нем все больше хорошее, и ей было куда как легче. И ночи вовсе не были пыткой. И…

Иван как-то понемногу стал отступать, образ его — блекнуть. А уж когда понесла, так и вовсе думать позабыла о стрельце. Когда-никогда промелькнет отстраненная мысль. Возможно, оттого, что тот был очень далеко на юге, и вестей у нее о нем не было никаких.

Ага. Ну вроде полегчало. Теперь можно вернуться к рукоделию. Лиза вышивала ворот рубахи для мужа. Эвон он у нее какой статный, вот так взглянешь на рубаху и подивишься, что она с ним… Н-да. Как оказалось, рост тут и не важен вовсе. А еще этот огромный медведь был невероятно нежен, терпелив и внимателен.

От мыслей об этом княгиню охватила сладкая истома, по телу прокатилась дрожь, а в животе разлилось тепло. Она даже непроизвольно зарделась. Хотя была в светелке одна, и того, что с ней творилось, видеть никто не мог, как и догадываться о происходящем в ее душе.

— Дозволь, княгиня? — постучавшись, в приоткрытую дверь заглянула Дарья.

— Входи, конечно, — не в состоянии с собой совладать и краснея еще гуще, произнесла Лиза.

— Гонец из Москвы прибыл, — входя в светелку, известила Рудакова, протягивая пару писем.

Однако княгиня поймала себя на мысли, что не смотрит на запечатанные послания, а не сводит взгляда с Дарьи. Та за прошедшие месяцы успела прибавить в весе да несколько округлиться. И пусть под просторным сарафаном ее тяжесть не больно-то и заметна, однако походка ее изменилась, приобретя некоторую скованность. Интересно, каково оно будет у нее самой, когда живот на нос полезет?

— Ты письма-то возьмешь, Лизавета Дмитриевна?

— А? Да-да, конечно. Давай сюда. Ага. Это от братца. И от тетки.

— А от кого ты еще ждала послания?

— Да ни от кого не ждала, — ломая воск печати, несколько резко огрызнулась княгиня.

Брат не сообщал ничего особенного. О походе он уже ей давно все отписал, поэтому просто изливал на бумагу свою любовь, указывая на то, что сильно скучает по сестренке. Вот пока не видел, но знал, что она в Кремле, то и ничего. И только когда она оказалась вдалеке, начал скучать по-настоящему. Поздравил ее с тем, что она так быстро понесла. Обрадовал вестью об очередной тяжести Ксении, выражая надежду, что на этот раз Господь одарит его дочкой. Пусть и неподобающи подобные мысли для государя, которому должно заботиться о престолонаследии. Вот, пожалуй, и все содержание письма.