Купцы заметно повеселели. Всю дорогу, пока их гнали на верхний этаж тюрьмы, они обсуждали, что Урята наконец-то понял, что неразумно губить лучших людей, и тихо спорили, чего хочет от них наместник – выкупа или особой услуги. И только Леодр шепнул Киуну настолько тихо, что Антон едва разобрал его слова:

– Какой-то гроб с музыкой придумал Урята. Помни, что я тебе говорил.

Когда Антона втолкнули в одиночку, парень сразу ощутил, насколько эта камера отличается от его предыдущего местопребывания. Комната была просторная, сухая, чистая и светлая. Вместо лежанки из неструганных досок – широкая кровать с тощим матрацем, грубым одеялом и небольшой подушкой. Столик, прикрепленный к стене, и привинченный к полу табурет казались невиданной роскошью, а стоявшая в углу параша вообще выглядела невиданным изыском после вонючей дырки в полу, служившей отхожим местом в предыдущей камере.

Антон уселся по-турецки на кровать и снова, как и прежде, погрузился в самосозерцание, но его вскоре прервали. Появившийся в дверях стражник приказал ему выйти из камеры.

– Куда? – удивленно спросил Антон.

– Мыться, – буркнул страж.

Парень с изумлением осознал, что действительно не мылся уже много дней. Удивительно, как это стойкий запах немытого тела не беспокоил его до сих пор. Наверное, сказались общая затхлость и вонь камеры, с которой он свыкся за последнее время. Даже само понятие «мыться» стало каким-то далеким признаком прошлой жизни.

Антона отвели в просторное помещение, где стояла большая деревянная ванна с теплой водой. Ему даже вручили пузырек с какой-то приятно пахнущей тягучей жидкостью в качестве мыла. Не без удовольствия скинув с себя вонючие и рваные обноски, Антон залез в ванную и с наслаждением помылся. Ему не мешали и не подгоняли. Когда счастливый от возможности смыть с себя грязь Антон выбрался из ванны, ему кинули полотенце из грубой ткани. Вытираясь, парень заметил, что его прежняя одежда куда-то исчезла.

– Надень это, – стражник протянул Антону сверток грубой ткани, с интересом рассматривая мышцы заключенного.

Свертком оказалась туника, короткая, как у рабов. Когда Антон надел ее, страж глумливо усмехнулся. Очевидно, Антон должен был испытать немалый стыд за то, что вынужден носить рабскую одежду. Однако, то ли обычаи мира, в котором вырос Антон, не позволили ему устыдиться, то ли парень уже настолько не чувствовал себя рабом, что даже не смог прочувствовать издевки тюремщика.

Несколько обескураженный спокойствием заключенного, стражник подал ему знак возвращаться в камеру. Там на дощатом столе, дымилась и приятно пахла миска, в которой вперемешку были навалены тушеные овощи и куски мяса, а рядом стоял кувшин с разбавленным вином и керамический стакан. От вида столь «изысканной» пищи у Антона перехватило дух. В последние месяцы ничего вкуснее жиденькой бобовой похлебки ему не доставалось.