— Погоди Николаич, ты говоришь, что это боевая в основе своей ракета. Они что, все у нас такие дебильно устроеные?

— Да нет, ничего подобного. Просто это устаревший образец, еще с Королёвских времен. Тогда были не шахтные, а открытые старты. При Хрущеве их наштамповали столько, что девать некуда, а выкинуть жалко. Вот их и стали использовать для вывода на орбиту легких спутников.

— Тогда понятно. А что там дальше было?

А дальше, пойманными пацанами занялся особист. Только зря он стал их с самого начала запугивать, требуя выдать главного затейника. Этим он испортил все дело. Инженеров полка интересовал технический аспект, а этот дуболом начал «шить политику», чуть ли не измену Родине. Да и в этом он хватил через край, обещая устроить серьезные неприятности родителям. Пацаны уперлись и молчали как юные партизаны. Прикинулись дурачками и не выдали никаких тайн.

— Так может они там что открутили или дырочку проделали?

— В том то и дело, что про это в первую очередь подумали и все тщательно осмотрели. Ни дырочек, ни разборки. Все целым было.

— А не могли они снять деталь, потом по-новому прикрутить?

— Не выйдет. Это тоже было бы заметно, да и проливы остались бы после этого. А там было все сухо.

— Да Николаич, вот значит как бывает! Лучшие еврейские умы бьются над решением задачи, а какой то деревенский валенок походя ее решает.

— В КБ сидят не только евреи. Но в остальном ты прав.[13]

То, что дети способны проявить творческие таланты не только в преступных целях, меня убеждать не стоит. Достаточно вспомнить колонистов Макаренко, которые с «нуля» организовывали серьезное производство и успешно им управляли. Причем сложные по тем временам технологии осваивали дети, не получившие профильного образования. А процесс управления? На манагеров их точно никто не учил. Тем не менее, технологическая, организационная и финансовая дисциплины соблюдались образцово.

Форс-мажор? Когда твою страну пытаются уничтожить, да еще несколько раз в течении одного века, сразу становится понятно: кого именно рожали женщины? В годы войны, на временно оккупированных территориях, в составе партизанской агентурной разведки работало 85 тысяч разведчиков. Это были совсем не Джеймсы Бонды или Лоуренсы. И даже не Штирлицы. Восемьдесят процентов агентуры, это обычные женщины и обычные дети. Заранее к этой работе их никто не готовил. Учиться работать приходилось на ходу. Учились и на собственных успехах, и на собственных ошибках, за которые жестоко расплачивались. Насколько хорошо работали? Ну если представители спецслужб оккупантов жаловались на то, что никакие меры противодействия не помогают длительное время держать хоть что-то в тайне, то это о чем-то да говорит. Мало кто задумывается о том, какую цену за это платили те же дети. Пропаганда до нас доводила имена пионеров-героев. Вот только если разобраться, то это были те, кто провалил задание. Потому и награждены посмертно. А те кто не провалил? Что о них известно? Официальная пропаганда на этот счет помалкивала. Я бы так и не знала ничего на этот счет, если бы не наша учительница по домоводству в одной из гарнизонных школ. То, что она бывшая партизанка, нам было известно. По торжественным датам, она выступала перед нами и что-то рассказывала. Рассказывала она казенно и неинтересно. Слушать было совершенно нечего. Одни общие фразы и никакой конкретики. Барщину отрабатывала и ничего более. Отстрелявшись, она получала от нас свою положенную порцию вежливых аплодисментов и на том все заканчивалось. «Момент истины» наступил тогда, когда мы несколькими классами совершили поход на природу. Там она нас поразила своими походными навыками и умениями, которые женщинам обычно не свойственны. И вот в процессе мытья посуды после ужина, кто-то из девчонок возьми и спроси ее: