Снаружи послышались гортанные возгласы. Говорят что-то. Не по-русски.

— Слышите! Это чукчи! — уверенно заявил Кожура. — Или ненцы! Да, мы на Камчатке!

— Лучше бы это были алеуты, — подал голос Роман. — Аляска для нас всяко разно лучше.

Раздался лязг, и кормовая дверь распахивается. В отсек хлынул яркий дневной свет.

Кожура первый ринулся на выход.

Мы выбрались наружу и остолбенели. Над нами серое небо в дымах. Развалины домов вдоль улицы. На ней воронки от взрывов, битый кирпич и осколки стекла. Воздух жаркий, удушливый.

Перед нами четверо бойцов в пятнистом камуфляже с калашами наперевес. Все, как на подбор — чернокожие. Физиономии неприветливые, можно сказать людоедские.

Это явно не Камчатка.

— Рашен! — злобно вопит один из них и вскидывает автомат.

Раздумывать некогда. Промедление — смерть.

Сила, которая просыпалась во мне во время боев с прапорщиком Токовым, взрывается неудержимой волной.

Ухожу с линии поражения вниз и в сторону. Подсекаю противника с разворота круговым ударом ноги. Тот падает навзничь. Роняет автомат. Бью в горло на поражение открытой ладонью. Подхватываю оружие. Кувырок. Стреляю очередью. Двое падают, как подкошенные.

Остался один противник. Он пятится. Лихорадочно пытается передернуть затвор, затем бросает оружие и с громкими воплями убегает вдоль улицы.

Поднимаюсь.

На земле неподвижно лежат трое.

Кто такие? Куда мы попали?

Кожура и Роман стоят столбами и смотрят на меня так, будто увидели в первый раз.

— Это было круто! — восхищенно выдыхает Кожура.

— Что стоите! Подберите стволы! — приказываю я.

У одного из поверженных бойцов за поясом пара противотанковых гранат. Забираю их. Тоже пригодятся.