Чего там еще вещал, впавший в раж старец, мне уже было не интересно. Общую канву я уловил. Монахи стояли у дверей, очевидно ожидая команды от патриарха. Вторую дверь они не блокировали, зная, что дальше крестовая, спальные покои и другого выхода там нет. Я вскочил, отбросив стул в монахов, прокричал:

— Борис Федорович за мной беги! — и бросился во внутренние покои. Годунов ошалело помотал головой, тяжело поднялся и пошел на чернецов с посохом и кинжалом.

Пробежав крестовую, бросился к оружейному шкафу. В соседней комнате слышались звуки борьбы и довольные возгласы монахов. Шкаф был заперт на ключ, и открывать его времени не было. Ударом ноги я сломал ажурную дверь и подхватив украшенный алмазами меч выломал им потайной ящик. Там завернутые в замшу лежали мои револьверы и патроны. Подхватив оба ствола, и один засунув за пояс, с другим в руке выбежал в кабинет. Четверо монахов увлеченно добивали Годунова. Гермоген спокойно на это смотрел. Наведя ствол на спину ближнего монаха выстрелил и проворачивая левой рукой барабан расстрелял остальных церковников. За дверью послышался топот, и мне пришлось достать второй пистолет. Вбежали еще три монаха, которым хватило четырех пуль. На звуки выстрелов начал собираться народ. В их числе стрельцы, рынды, дворяне, прислуга.

— Государь, государь? — в палату вломились рынды с саблями наголо. Я смотрел на них с опаской, не зная кому верить.

Расталкивая всех, в зал вбежал Илларион, вооруженный одним ножом. Обойдя груду тел на полу, он подошел ко мне. "Ну, уж если такой верный человек предал, то будь что будет" — подумал я. Мужик осмотрел меня ищя раны и встав чтобы видеть всех кивнул, мол, что случилось?

— Сей старик — указал я на безмолвствующего патриарха — желал лишить меня жизни. Его люди убили боярина Годунова. Велю взять его в железа, закрыть кремлевские ворота, выставить усиленный караул, бросить в поруб князя Шуйского, он с ним заодно. Только не убейте, ему еще на дыбу лезть. Рынды, семью мою проверить быстро! — Часть дворян рванула в стороны, спеша выполнить приказы. На ковре, заваленное трупами чернецов, остывало залитое кровью тело Бориса Федоровича Годунова.

Через два дня состоялись похороны бывшего шурина царя, затем тестя царя, и фактически соправителя Московского царства. Годунову была оказана исключительная честь, он был захоронен рядом с великими князьями и царями в Архангельском соборе. В этот же день были похоронены убитые монахами рынды, а также мой друг и наперстный слуга Афанасий Петрович Бакшеев.

Расследование было доверено человеку со стороны, тому, кто физически не мог участвовать в заговоре. Это был герой ревельского взятия, окольничий князь Василий Иванович Туренин. Полученные за два года тайной жизни навыки, и матерые специалисты заплечных дел Разбойного приказа по свежим следам позволили вызнать, что за патриархом стояли Шуйские, вернувшиеся несколько лет назад из ссылки Романовы-Юрьевы, и ряд других старых родов. Среди церковников, как показало следствие, заговор распространен не был и в облачении монахов на убийство шли верные боярам дворяне и боярские дети. Прикрытие в виде рясы было вызвано не способностью бояр-заговорщиков провести в кремль большое количество вооруженной свиты без подозрения царской охраны. Шуйский на месте регента, сулил церкви множество привилегий, земель и власти. Доложив добытые сведения, Туренин высказал подозрение, не относящееся к делу: