— Смотри Остап и запоминай, что и как я делаю, — предложил другу, — тебе потом пригодится.

— Пока я буду у тебя учиться, французы сбегут. Их надо сейчас тёпленькими брать, пока солдаты расслаблены и не ожидают атаки.

— Обязательно атакуем, но после того, как ударим по ним минометами. Оставшихся в живых французов будет меньше, а значит и у нас раненых и погибших будет не значительное число.

— Это на учёбе в корпусе так можно рассуждать. А здесь, увидел врага, бей его, чтобы кровавая юшка из носа у него потекла.

— А сколько ты своих солдат положишь без помощи артиллерии?

— Так война же идёт Солдаты иногда гибнут. Ты этого не знал?

— Запомни. Солдат сначала должен принести пользу, а потом погибнуть, если у него такая планида. Но не раньше и не бесполезно.

— На досуге поговорим, давай уже атаковать.

По обозу отстрелялись дивизионом, расходом десять мин на ствол. Этого французам хватило за глаза. Потом Калач повёл солдат на захват обоза.

Я следовал позади атакующих порядков, и мне не давала покоя мысль о горячности моего друга. Отрицание пользы артиллерии, и упование на штыковую атаку, может плохо обернуться для батальона. Остап даже не предпринимает попыток здраво оценить обстановку и ситуацию перед боем. У него выработался определённый стереотип мышления и действий, он ему следует. Раньше это срабатывало, приносило пользу, приводило к успеху, но французы уже многому научились, и стрелковое оружие у них неплохое.

Подошёл к деревне. К этому моменту все уже закончилось. Солдаты перевязывали наших раненых, и сносили убитых. Безвозвратно потеряли девять человек, и семнадцать раненых, тяжёлых не было. Хоть это немного порадовало.

— Живых французов ко мне на допрос, — отдал я распоряжение, — остальных развесить на деревьях для просушки. — Собрать провизию, оружие, порох и все, что может пригодиться в походе, остальное сжечь. Погибших крестьян снять и похоронить.

Привели пленных. Среди них выделялся высокий, молодой полковник в разорванном мундире с кровоподтёком на все лицо. Руки у пленного полковника были связаны за спиной.

— С кем имею честь беседовать? — задал вопрос французу, на его родном языке.

В ответ услышал поток брани на отличном польском. Ну, блин везёт мне на поляков. В Италии чуть жизни не лишили польские легионеры, потом хорунжий Сапега, пытался саблей в моем теле дырок наделать, а теперь полковник лается, как последний сапожник.

— Вам, господин полковник, лучше поумерить сквернословие, — предложил поляку, — а в точности отвечать на мои вопросы. — В противном случае, вы возглавите охрану обоза, болтающуюся на деревьях.