Сутки с перерывом на короткий сон занимались с Багратионом разработкой плана сражения. Обмозговали и обговорили все нюансы. Если все пойдёт по плану, то разгром корпуса Жерома не заставит себя долго ждать.

— А ты куда дальше? — поинтересовался Петр Иванович.

— Буду наращивать темп преследования французов в центре, не давая им передышки ни днём, ни ночью. Постепенно начну вывозить лесами большую часть запасённых боеприпасов из баз и складов к Смоленску, готовить там позиции. Вы же после успеха в боях с Жеромом, тоже идёте в Смоленск?

— Конечно. Зря, что ли мы с тобой и императором, генералов в Генеральном штабе заставили строить укрепления возле древнего города? К назначенному сроку прибуду, и войска с партизанами приведу, не сомневайся. Ты там давай поаккуратней, береги себя.

— У меня к вам аналогичная просьба.

Уезжая, я несколько раз оглянулся. Багратион стоял возле избы, глядя нам вслед.

Возвращение в батальон, было омрачено настоящей трагедией. Мы понесли существенные потери. Убитыми семьдесят два человека, и восемьдесят пять раненых. А причиной этому стал мой друг Калач.

Засаду организовали как обычно, приготовились к стрельбе из минометов. И вдруг Остап поднимает в штыковую атаку роту солдат. Ну, не дурень ли? Ротой атаковать батальон французов, с громкими криками «ура». Да, французы устали, да они измотаны, да они голодны, но батальон, это батальон, соотношение штыков не в пользу нашей роты. И без артподготовки полез! Там бы и легли все до единого, если бы не командир миномётного взвода Андрей Ситников, открывший без приказа огонь по врагу. Потом все остальные минометы разом ударили и побили французов. Под прикрытием артогня, жалким остаткам роты удалось вернуться на исходные позиции, и вынести раненого Калача. Через пять минут живых французов не осталось. Только после этого смогли вынести всех раненых, и оказать им помощь. Тяжёлых насчитывается пятнадцать человек, по всей видимости, завтрашнее утро они не увидят. Я был не просто зол, а очень зол на Остапа Калача. Мимо ушей он пропустил все мои наставления, и вот итог. Пошёл проведать.

— Не будь ты моим другом, — зло, бросал слова Остапу, — сейчас бы болтался на сосне с верёвкой на шее. — Не посмотрел бы на твое ранение. Прав был я и Костецкий, когда говорили, что ум у тебя находится в мужском достоинстве, им ты только и думаешь. Ты погубил роту солдат. Ты, в некотором смысле, связал руки всему батальону, ведь за ранеными нужен уход, их нужно возить с собой. Бросить нельзя, мы в тылу у неприятеля. Что скажешь в своё оправдание друже?