Кряхтя, забралась на тёплую лежанку.
В тёмном углу завёл уютную песню неугомонный сверчок.
Тихо потрескивали в печи догорающие поленья.
Насыщенный аромат трав, смешиваясь с живительным запахом хлеба, замысловато вплетался в такие разные сны таких разных людей.
Старухе снилось палящее солнце, белый мягкий пахучий каравай да полный глиняный кувшин парного молока.
Иномирянке снилось знойное южное лето и пустынный песчаный берег моря, пронзительные крики чаек да набегающий шум пенного прибоя.
* * *
Пробуждение оказалось лёгким. Девушка потянулась, открывая глаза, уставившись на грубую мешковину занавески. С удовольствием вдыхала ароматы трав, радостно отмечая, что руки и ноги слушаются.
— Проснулась, Голубка. Спи, рано ещё. Стражники не менялись.
Сиплый старческий голос вывел Наташу из блаженного состояния. Медленно сев на топчане, она осторожно выглянула из своего укрытия. В распахнутую настежь дверь избушки задувал тёплый ветерок. Солнечные лучи, рассыпаясь по земляному полу, поднимались под потолок, застревая в вязанках трав. Нашлось окошко. Небольшое, открытое наполовину, оно на ночь закрывалось деревянной ставней.
— Придёт прислуга, покормит тебя, — то ли хмыкнула, то ли кашлянула старушка.
За дверью послышался женский голос. Тот самый, вчерашний. Голос девушки, которую увёл Бруно. Снова захотелось взглянуть, как та выглядит, но Наташа воздержалась. В таком виде, как она сейчас, только людей пугать. Откинулась спиной на стену, поджала ноги. Плотный занавес надёжно прятал от любопытных глаз.
Гостья говорила негромко, но уверенно и чуть развязно, подтвердив догадку, что она здесь бывает часто.
— Ты снова ко мне за тем же, — вздохнула ведунья. — Эрна, сказала же тебе, что часто нельзя — потеряет силу.
— Сегодня я не за этим, Руха, — снизила она голос до шёпота: — А иноземка из замка живая? Там?
Наташа прислушалась. Визитёрша интересуется ею?
Ведунья голос не понижала, считая, что нет ничего тайного, чтобы не стало явным:
— Говори, что надо.
— А Бруно часто здесь бывает?
— Как меняются стражники, так и бывает.