Началась наша многодневная инспекция военных частей вокруг Царицына. Сталин с Ворошиловым встречались с командирами и комиссарами частей, выясняли нужды бойцов, трудности снабжения. Я, понятно, на закрытых совещаниях не присутствовал, оставался снаружи. Слышал жалобы на отсутствие одежды и обуви у бойцов, которые обувались и одевались кто во что горазд. Сейчас лето, об одежде можно временно не заботиться, а вот с обувью были большие трудности. Ходили в сапогах, в гражданских штиблетах, в лаптях. Особенно ценились солдатские ботинки, такие как у меня – достаточно прочные и всепогодные, мои, скажем, каши по виду ещё не скоро запросят.

Ради интереса полазил по нашим броневагонам, так называемым бронеплатформам нашего бронированного поезда, побывал в орудийных башнях. Ну что сказать – не кочегарка, но тяжело. Теснота, жарко, металл на августовском солнце накаляется, духота, вентиляция плохая, только через смотровые щели в металлической обшивке. Посочувствовал, каково им тут летом, а мне в ответ: "Э, браток, чичас ещё ничего. Вот когда бой начнётся, то и будет самое пекло – пушки и пулемёты нагреваются, внутри не продохнуть от порохового дыма. И бывалые мужики сомлеть могут". Спрашиваю у экипажа, а как тут зимой? Оказалось, что от паровоза внутрь платформ протянуты трубы, по которым зимой подают горячую воду и обогревают, насколько получится.

В один из дней поездки путь нашего бронепоезда как-то поутру проходил в десятке километров от местоположения красной артиллерийской батареи. Ну и Ворошилов предложил Сталину осмотреть позиции и познакомиться, как обстоят дела у "красных пушкарей", на что тот выразил свой интерес проверить готовность артиллеристов и согласился. Сам Ворошилов оседлал коня, которого свели по дощатым мосткам из товарного вагона. К моему удивлению, бывший луганский рабочий очень хорошо держался в седле на мой неискушенный взгляд. Чувствуется, горячие месяцы в пути Харьков-Луганск-Царицын заставили его приобрести большой опыт в этом плане. Сталину скатили с платформы бричку, в которую запрягли пару лошадей. Конюхом у нас был Архипка, молчаливый крестьянин из-под Ростова, в налёте белоказаков потерявший жену и сына, которых казаки запороли до смерти на станичной площади. Массовые порки гражданского населения среди казаков были не редкостью. Архипка разговаривал теперь большей частью с одними лошадьми, рассказывал им что-то, водя скребком по их телу, и, как мне казалось, считал их существами гораздо лучше людей.

Архипка взобрался на козлы, взяв в руки вожжи, Сталин сел на заднее сиденье, и затем в бричку влез и я, усевшись на переднюю скамейку лицом к Сталину. Имущество моё я положил в бричку как только её скатили с платформы, и теперь оно лежало под моими ногами. Ворошилов слегка рисуясь загарцевал на коне и поскакал вперёд, Архипка качнул вожжами со словами: "Поехали, хорошие", и наша бричка двинулась вслед.