Тем временем приободрившийся военрук повел показывать командующему и чрезвычайному комиссару позиции батареи. Естественно, были жалобы и на снабжение и на нехватку бойцов. После обхода позиций вернулись к бричке, где Архип чистил или расчесывал щёткой нашу единственную лошадь. Завидев нас, он посмотрел на пустую оставшуюся у нас после убитой лошади упряжь и хмуро пробурчал:
— Нам кобылку бы… Оне Звёздочку загубили, пущай дадут теперича взамен. Как ездить-то… Несподручно.
Ворошилов взглянул на Осипова, тот на понурившегося Шейдина, затем командир батареи вздохнул:
— Дадим вам лошадь. Не старая ещё, в повозку запрячь можно.
Как я понял, оставаться в расположении батареи Сталин с Ворошиловым не планировали или не захотели, и спросив дорогу, мы направились к стоявшему не очень далеко рабочему полку, занимавшему позиции северо-западнее. Винтовочных патронов у меня хватило заполнить все три диска "льюиса", что придало мне некоторое спокойствие, хотя я и всматривался по пути в темнеющую даль, подспудно ожидая нового нападения.
Добрались до пехотного полка, сформированного из царицынских рабочих, мы приблизительно за час или меньше. Полк, по численности больше походивший на батальон, был без средств усиления, без приданной артиллерии и даже без пулемётов. У них были отрыты в одну линию окопы по грудь, которые занимали бойцы с винтовками. Патроны к винтовкам были, что радовало. Мы поспели к отрядному ужину, которым оказался кулеш, сваренный в нескольких котлах кашеварами. Жидковатая пшенная похлёбка с салом была нехитрым, и для многих привычным блюдом, ну а мне после долгого дня она показалась сейчас особенно вкусна.
Архип остался с лошадьми, а мы расположились у одного из небольших догорающих костров рядом с палатками или небольшими самодельными шатрами. Завязались разговоры, расспросы о "мировом положении", которые Ворошилов понятным языком разъяснял собравшимся. Посмотрев на некоторых бойцов, я вспомнил кое-какие давно прочитанные данные, и, когда беседа командарма с бойцами закончилась, наклонился к сидящему неподалёку Ворошилову и спросил:
— Климент Ефремович, а вот как по вашему, какие сурьёзные враги есть для рабоче-крестьянской красной армии?
— Германцы, — уверенно ответил тот. — Вот с ними, помнится, совсем трудно было. Умело воюют.
— Что есть, то есть, Климент Ефремович, — согласился я. — А ещё кто?
— Казаки конные. Налетят, пешим с ними трудно справиться, но с пулемётами отбиться можно.
— И всё? — продолжал спрашивать я.
— Ну а кто ещё, по-твоему? — удивился командующий. — Деникинские добровольцы? Сам не сталкивался, но, говорят, офицерьё умелое, сволочи.