Майк несколько мгновений вслушивался в звуки мощного сопрано Леонтайны Прайс. Затем рассмеялся.

— Неужели не нравится? Это называется Liebestod. Написано парнем по имени Вагнер.

Алекс поджал губы.

— Невероятный голос, с этим я согласен. — И поморщился. — Но её песня звучит так, как будто бедная женщина умирает.

— Она именно это и делает. — Майк повернул голову, глядя на зубцы над головой. — И весело: — И, позволь заметить, она сообщает об этом всему миру, ничуть не спеша, с самолюбованием.

* * *

Так продолжалось всю ночь. Подготовленная Ребеккой программа включала, после Liebestod, еще добрую дозу Вагнера. Если уж на то пошло, она ненавидела этого композитора, как за театральность его музыки, так и за его подлость и антисемитизм. Но она полагала, что эта музыка подходит к случаю. Так что воплощение Тевтонской напыщенности атаковало испанских солдат, запершихся в германском замке, поражая их уши не хуже чугунной кувалды. Там был и "Полет валькирий" и грандиозные оркестровые композиции из "Колец Нибелунгов": "Вход богов в Валгаллу", "Прощание Вотана", "Похоронный марш Зигфрида" и, последним ударом, "Самосожжение Богов".

Когда все это закончилось, Фрэнк Джексон вздохнул с облегчением.

— Хорошо, что они проиграли Вторую Мировую, — прорычал он. — Можешь ли ты представить, что тебя бы вечно заставляли слушать все это дерьмо?

Майк фыркнул.

Ты думаешь, что это — самое плохое из всего возможного? — Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. — Попробуй как-нибудь послушать Парсифаля.